Фантастика 2025-71 - Надежда Валентиновна Первухина

через усыновление. Что позволило им перейти из категории врагов Рима во вполне приличных граждан с хорошей родословной и положением. Сохранив при этом корабли, связи и привычный образ ведения дел.

Да, не все в Карфагене вовремя сообразили и не каждый смог перешагнуть через себя, но львиная доля карфагенской торговой аристократии успела улизнуть из-под удара. Из-за чего уже во второй Пунической войне Риму оказалось не в пример легче, а в третьей он вообще дрался с бледной тенью былого противника, добивая там самых упрямых и непримиримых.

Впрочем, это слияние Сциллы и Харибды происходило не из-под палки, а по любви. Вчерашние карфагенские торговцы обрели мощное силовое прикрытие, а Рим — могущественный торговый флот и, что еще важнее, толковых торговцев — самых лучших в этой части света. И уже век спустя Средиземноморье «взорвалось» необычным ростом перевозок всевозможных товаров[248].

Жизнь же кипела и бурлила.

Кто-то поднимался, кто-то прогорал. Но в целом старая карфагенская аристократия вполне уютно чувствовала себя в новом доме.

Старые рода чем занимались? Правильно. Держали земельные владения. Что даже близко не могло дать таких доходов, как торговля. А деньги — это власть. Во всяком случае на длинных дистанциях. Вот новая торговая элита и оттесняла старые рода патрициев и плебеев, укрепляясь и набирая все больше и больше влияния.

Более того — именно эти ребята выступали главным двигателем внешней экспансии Рима, войдя в смычку с нарождающейся военной аристократией. То есть, обеспечили фазовый переход к империи.

Собственно, с Iвека до н.э. до III века н.э. бесконечная череда внутренних вооруженных конфликтов в Римской империи являлись «разборками» между старой земельной аристократией и торгово-промышленной[249] элитой. В ходе которой народилась и сформировалась третья сила — военная аристократия, которая и вышла победителем к концу III века. В первую очередь из-за того, что период торгового благоденствия закончился тяжелейшим кризисом ликвидности. А это, в свою очередь, привело к повсеместному переходу региональных администраций, опиравшиеся на локальные интересы местной земельной аристократии.

И началось по новой.

Только уже земельная аристократия теперь боролась с военной. Да так до самого последнего вздоха Римской империи в этом угаре и прожили. Буквально уничтожив себя самостоятельно. Что и не удивительно — ведь земельная аристократия стремилась ослабить армию и ее влияние. А это, в свою очередь, вело к ослаблению державы и разорению земельной аристократии. Ну и так по кругу. Отчего со стороны это все напоминало политическую психиатрию самого отчаянного вида…

Но то — дело будущего.

Сейчас же безраздельно доминировала торговая аристократия, которую пыталась потеснить земельная. Вяло. Так как ресурсов ей не хватало. Военная же только-только наклевывалась, выделяясь из обедневшей земельной. И тут, в этой, в общем-то, идиллической ситуации, один из крупных родов торговой аристократии начинает играть свою игру…

Поначалу никто и не понял, что произошло.

А потом внезапно оказалась крайне неудобная ситуация. При которой вокруг крупного торгового рода создался конгломерат из близких партнеров. Включающий, о ужас, даже несколько старых родов, которые традиционно занимали всякие должности в армии, но прежде не имевшие никаких финансовых тылов.

Хуже того — в руках этой новой властной группировки сосредоточилась вкусная торговля с «лесным чародеем» и банк, печатавший бумажные деньги. Да еще под «крышей» самого императора.

Как несложно догадаться — старые партнеры испугались.

И начали гадить.

Сначала-то они просто пытались «порешать» с торговым путем, который попал не в те руки. А теперь и вообще — перешли к имитации разбойных нападений…

— Отец, нужно что-то делать. Это нельзя оставлять без ответа. Ты же понимаешь, что это проверка?

— Ты хочешь развязать открытую войну? — с легкой хрипотцой поинтересовался глава рода.

— Они ее уже начали.

— Пока они бьют по банку. Если же начнется настоящая война мы все в крови умоемся. Ты этого хочешь?

Все промолчали.

Было видно, что муж Любавы хочет ответить как-то грубо или дерзко, но сдерживается. Да и остальные. Все же сказывалось воспитание и здравомыслие.

Тишина затягивалась.

И тут голос подала сестра Берослава:

— Ведуны. — произнесла она по-славянски.

— Что? — не понял свекор.

— Ведуны. Ну… у вас их зовут уабами. Можно обратиться за помощью небес. Не так давно я разговаривала с верховной жрицей Исиды. Она очень интересовалась моим братом.

— А она им интересовалась? — удивился муж. — Почему ты мне не рассказывала?

— Я постоянно хожу в храм Исиды, которую со слов брата почитаю как Зарю. В тот раз меня отвели в сторонку, пригласив для беседы. Она сказала, чтобы я не смущала вас ее интересом.

— Но ты нарушила слово. — хмуро произнесла свекровь.

— Я его не давала. Она просто попросила не говорить, дабы вас не тревожить. Сейчас же все выглядит опасно, и я решила рассказать. Или я не права и нужно было дальше молчать?

— Ты все верно сделала, — произнес глава рода, жестом заткнув свою жену. А то она явно хотела как-то позлобствовать, судя по выражению лица. — Верховная жрица Исиды — это очень серьезно. И ее интерес не просто так. Если столь занятой человек… хм…

— Ты хочешь привлечь эту… — попыталась воскликнуть свекровь, но оборвалась, встретившись с мужем взглядом.

— Эту? — улыбнулся глава рода. — Ты все не можешь простить ей?

— И никогда не прощу!

— А стоило бы. Потому что наша девочка права. Исида — это то, что нам нужно.

— И ее брата нужно вытаскивать сюда. Засиделся он в лесах. — добавил сын и наследник.

— Он же дикарь! — вновь воскликнула свекровь.

Любава же засмеялась.

Нервно.

Почти истерично.

— Что с ней?

— Мама, — произнес муж Любавы, покачав головой, — ты порой удивляешь даже меня. Никакого чувства самосохранения. Как ляпнешь…

— А что я сказала? Он же дикарь!

— Да… — покачал головой глава рода. — Когда он навестит нас, очень прошу тебя — помалкивай.

— А то что?

— А то ты будешь тяжело хворать до конца визита и более не выйдешь к нему. Приедет навсегда — до самой смерти в своих покоях и просидишь.

Свекровь поменялась в лице и хотела было уже что-то высказать, но переполнявшие ее чувства путали сознание. Поэтому она ничего не могла сформулировать внятное.

И тут вклинилась Любава.

— Не ругайтесь. Он не поедет.

— Почему?

— Отец так говорил. Его ведь уже давно пытаются вытащить из его любимых лесов. Но Берослав старательно