Часовые I. Марс наш! - Эдуард Павлович Поляков

Возражений не последовало, а в глазах я прочитал что-то странное. Будто подобная сцена уже происходила раньше. Это что получается, Жданова и оригинальный Сумрак знакомы? Да не просто знакомы, а их связывает нечто большее⁈

Ну да ладно. В любом случае это мне только на руку.

Подойдя к двери в личный отсек Ждановой, я деликатно постучал в неё костяшками пальцев.

— Я же сказала, — уже не скрывая раздражения, ответила Жданова. — Пока они не сменят дорожку на белую, я никуда не выйду!

Секунды шли. Дверь не открывалась. А любопытные взгляды ассистентки и телохранителей уже без стеснения изучали мою персону.

Надоело!

Уже с силой приложив по хлипкой перегородке кулаком, я не стал сдерживаться.

— Открывай, заебала, — прорычал я.

И о чудо! С той стороны вдруг всё стихло. Видимо, оперная примадонна не ожидала подобного обращения к своей сияющей персоне. А через секунду дверь приоткрылась.

Но не до конца, а лишь на несколько сантиметров, из которых появилась сначала любопытная, затем удивлённая и, наконец, улыбающаяся мордашка медноволосой примадонны.

— Мэлс⁈ — удивлённо улыбнулась Жданова прикусив нижнюю губу.

Определённо точно меня и Жданову связывает нечто большее, чем просто знакомство, — окончательно уверовал я, увидев её томный взгляд. И без кроватной борьбы здесь определённо не обошлось.

— Дверь открой, — негромко произнес я.

Хозяйка венгера тут же забыла о капризах и вульгарной, по её мнению, красной дорожке и распахнула дверь полностью. Заскочив за дверь, я плотно прикрыл её и даже припёр стулом.

Ирина восприняла это по-своему и, томно улыбнувшись, проворковала:

— Сумрак, что я вижу? Ты настолько по мне соскучился⁈

Но всё это было напускным. Уверен, прикажи я ей раздеться, как она через мгновение уже лежала бы на кровати в форме морской звезды! Кровать в её каюте, кстати, тоже имелась. Огромное двуспальная кровать, на которой при желании могут поместиться и шестеро. Если, конечно, сапоги снимут.

— Сделаешь для меня кое-что? — сам не понимая подтекста спросил я.

Зря я это сделал.

Томно присев на кровать, Жданова, позируя, закинула ногу на ногу и облизнула губы.

— Ты же знаешь, Мэлс… — бесстыдно и соблазняющие потянула она за край платья. — Всё что угодно. Если прикажешь вновь надеть те очки и стать Кактей…

— Пу-пу-пу-пу-пу… — даже подвис я от такого предложения.

Значит, чуйка меня не обманула, и оригинального Сумрака Жданова действительно связывает дружба организмами. Да не простая дружба, а ролевка, в которой и без того роскошная Жданова перевоплощается в боевую подругу оригинального Сумрака!

Видимо, мой предшественник действительно до одурения любил Товарища Катю, раз заставлял Жданову прикидываться ею!

— Нет, Сейчас тебе нужно прятаться в шкаф!

— В шкаф⁈ — заблестели глаза у Ирины. — В шкафу у нас ещё не было!

— Да Соберись ты, дура! — остудил я её пыл. — Я здесь по работе! Прямо сейчас на тебя готовится либо покушение, либо похищение!

— Но ты ведь меня спасёшь! — не оставляла она попыток переместить наш разговор в горизонтальную плоскость.

— Я этим сейчас и занимаюсь! — негромко но доходчиво пояснил я. — А ну быстро прячься в шкаф. И чтобы ни звука.

— А то что? — она облизнула она губы.

Всё ещё не понимает какую глубину глубин попала⁈ скорее всего.

Придётся объяснить.

— Сейчас ты спрячешься в шкаф и боишься, как никогда в жизни, либо я просто ухожу. А вместо меня сюда придут МОА-шники. Толпой. И уже они толпою подарят тебе такую чистую и светлую любовь, что…

Договаривать не пришлось. Глухая ко всем моим аргументам Жданова только сейчас поняла, насколько всё плохо.

— Сумрак, ты серьезно⁈ — на её лице наконец-то проступил испуг.

— Ради бога, не заставляй меня упаковывать тебя в стазис-пакет.

Что тут началось. Томная и соблазнительная светская львица вдруг перевоплотилась в маленького напуганного котёночка.

«Лишь бы не расплакалась,» — подумал я, но вслух продолжал гнуть свою линию.

Распахнув хлипкую дверь шкафа, я требовательно посмотрел на Ирину.

— В шкаф. Быстро. Спрячься за платьями и чтобы ни единого звука! Понятно?

Её подбородок задрожал, как и руки, а щёки налились пунцовым колером.

Ну точно, великая оперная дива была в шаге от того, чтобы удариться в простую девичью истерику.

— И не вздумай реветь! — поднеся указательный палец к её лицу прошипел я. — Ни звука, понятно? Тебя здесь вообще нет!

Зычно сглотнув Ирина кивнула.

Ну вроде сработало. Ирина беззвучно забралась в шкаф и спряталась за платьями, закрыла изнутри дверь, и я остался один.

Ну что, Сибиряк, что делать дальше, ты знаешь. А именно: не ссать, стараться и подороже продать свою жизнь. А там как Партия решит…

Не знаю зачем, наверное, чтобы хоть немного отдалить неизбежное, я подошёл к зеркалу.

ТОКВДР — Меню — изменение внешности — Применение маски личности — Выбор… И вот из зеркала с небольшим столиком, украшенного по периметру лампочками, на меня смотрела она — её величество Жданова!

— Ну чё, народ, погнали⁈ — подмигнул я отражению, и Жданова подмигнула мне.

А в её глазах я отчетливо видел глаза Сумрака. Холодные. Сосредоточенные. Решительные.

Как там в девизе Часовых говорится? «Всегда на страже. И днём и ночью!»? Но настоящего Сумрака больше нет. Есть только ты — Сибиряк.

А ещё на ребре твоей ладони набито армейское: «За ВДВ». А ещё у ВДВшников тоже есть девиз, и звучит он: «Никто кроме нас!».

Так что давай, Сибиряк, погнали…

Глава 28

— Чуваш, ты как? Ещё здесь? — произнес я, открывая гермостворку дверей.

«Да, шеф. Готов работать!» — вывел он ответ на мой ТОКВДР.

— Это хорошо. Слушай, как я понимаю, разгонные шахты космопорта, которые в конце терминала, они ведь на электромагнитах работают? На принципе Гаусса?

«Ну да», — не стал медлить с ответом Борис. — «За счёт длины и мощности волны кораблём, по сути, выстреливают в космос. Ну или тормозят. Зависит от ситуации. Та шахта, что левая, — посадочная. А правая — взлётная».

— А можешь сделать так, чтобы у посадочной, например, поменять полярность?

«Могу.»

Кое-как справившись с запором, я наконец вытолкнул её наружу, и она вновь превратилась в трап. Тут же защёлкали фотовспышки, а до ушей донёсся возбуждённый гомон толпы.

— А дорожка действительно мерзко красная, —