На службе у смерти - Саша Арсланова

Ирина чуть спустила очки на нос и поглядела на Ясю, – Ты, надеюсь, все поняла из моей истории? – И тут же продолжила, – подтверждаю, что добровольно соглашаюсь предоставить свое тело для обмена…

Яся, сцепив руки, монотонно повторяла слова клятвы.

Ветер, взметнувшийся сразу, после того, как она закончила, мгновенно пробрался под кожу, противно щекоча. Ее бросило в жар, затрясло, и все тут же схлынуло. Только бы сдержать слезы! Не показывать никому, как она боится.

– Держи, – Ирина вручила ей пузырек, – Выпей все.

Яся, поморщившись, взяла зелье еще плохо слушавшимися руками, кивнула и чуть не расхохоталась – приехали, она теперь и за свою смерть благодарить будет? А то вдруг обидится кто? Действительно…

Она посмотрела на Тамару Михайловну, которая в нетерпении потирала руки, и поджала губы. А затем, чтобы не длить агонию, поднесла пузырек ко рту, залпом выпила и взмолилась про себя: «Чур миленький, если есть хоть маленький шанс, укажи мне…».

***

Трофиму не спалось. Даром, что вчерашний день вышел чересчур насыщенным. В душе что-то свербело и билось. Сначала он просто лежал, уставившись в потолок – когда-нибудь мысли в голове перестанут скакать, и он заснет, но карнавал в голове не унимался: что-то ему не понравилось в последнем разговоре с Константином… И Макс вызывал беспокойство… Ирина эта снова… Вроде бы так близко, но только он становился на ее след, тут же пропадала. Как у нее это получалось, если она была полностью лишена сил?

Трофим потер грудь и поднялся. Смысл дальше валяться? Он потянулся к тумбочке, открыл ящик и достал сигарету. Не было больше нужды притуплять стихию горьким дымом, и он даже почти перестал курить, но вот в такие ночи казалось, что старая привычка поможет очистить разум. Успокоит, как делала это не раз.

Под кроватью завозилась гнетка. Без постоянной подпитки от людей, она значительно уменьшилась в размерах и теперь походила на некрупного кота. И все-таки надо было ее увезти из города, а там, глядишь, он и придумает, что с ней делать. Искра, вспыхнувшая в руке, впиталась в мохнатую шерсть, гнетка довольно заурчала и снова свернулась клубком. А он привычно подумал, что скажет Алина, если он ей такой подарочек привезет? Потом нахмурился. Ничего она не скажет, и он ничего ей не привезет. Больше нет.

Он вышел на балкон и сделал первую, самую сладкую затяжку.

Что-то не давало ему уснуть. Тревога поднималась из центра груди, щекотала и нервировала. Трофим затушил недокуренную сигарету и пошел проверить, все ли в порядке с Максом. Тот спал, разметавшись на широкой кровати, и негромко похрапывал.

И если с одним учеником все хорошо, то…

Трофим даже головой покачал от мысли, пришедшей ему на ум. И все-таки? Он ведь не разрывал кровную связь с Ваней, когда тот остался на границе. Смешно было думать, что Чур у него в учениках числится, тем более тот не давал о себе знать довольно давно, но иного объяснения его дурацкому состоянию не было. А потому Трофим, подгоняемый нетерпением и жжением в груди, прошлепал босыми ногами на кухню и поставил ковшик на плиту. Квартиру было жалко, но уезжать в лес ради такого дела совершенно не хотелось. А когда зелье было готово, он перелил его в кружку, подумал немного и пошел в гостевую спальню. Скатал ковер с выложенного плиткой пола и бросил его в угол комнаты, потом сдвинул туда же кровать. Посмотрел на потолок, прикидывая, чем залепить датчик дыма, и хмыкнул. Сходил еще раз в Максову спальню и достал у него из тумбочки презерватив. Очень многофункциональное средство, постоянно выручало.

И закрыв датчик, стянул футболку со штанами, сел на пол, прислонившись к стене, выпил зелье и с нетерпением принялся ждать, ощущая, как щекочет живой огонь, побежавший по позвоночнику. Давно он не призывал стихию полностью. Повода подходящего не было. И засмеялся, чувствуя, как вспыхивает весь.

– Достаточно, дальше тебе нельзя, не сможешь вернуться, – остановил его негромкий голос, и Трофим привычно подчинил пламя. Проследил, как оно впитывается в кожу, оставляя только неяркое свечение. Удивительно было вспоминать, как он боялся своей сути раньше, как не мог с ней договориться. Сейчас огонь был послушным помощником, повиновавшимся его воле мгновенно. Провел его на кромку и притормозил в нужный момент.

– Ты звал? – Трофим с любопытством разглядывал того, кто раньше был его учеником. Или не был, а есть?

– Да, – Ваня вдруг растерянно поглядел на него, совсем, как раньше, – Мне нужна твоя помощь.

– Кому нужна помощь? Богу границы? Или моему ученику?

На мгновение на лице Чура промелькнул гнев, который тут же сменился равнодушием. Трофим понимал, что равнодушие это не показное, просто… Просто боги – это уже не люди, им человеческие эмоции чужды. А Чура все еще держало что-то рядом, возвращало раз за разом, будоражило эмоции, мешало жить так, как этому существу требовалось. И похоже, Трофим уже догадался, что именно.

– Нужно разорвать связь? – спросил он напрямик.

Ваня-Чур поморщился.

– И да, и нет. Так просто уже не получится.

Он принялся ходить из стороны в сторону, точно лев, запертый в клетке.

– Я не могу сам помочь. Мне нельзя, – и добавил с гневом, – Равновесие! Я не могу нарушать равновесие. Все должно быть правильно! Чур не может вмешиваться. Иначе будет очень плохо…

Трофим выставил руки перед собой:

– Я понял. Что от меня требуется?

Ваня замер, на мгновение становясь почти прозрачным, теряясь в гулкой пустоте вокруг, а потом сказал:

– Я, Иван Гребенкин, человек, я, Чур, бог границы, больше не буду твоим учеником. Отпусти. Взамен же прими нового. И равновесие будет соблюдено.

Трофим наклонил голову:

– Я принимаю твой отказ. Кого ты хочешь оставить на замену себе?

Образ, на секунду соткавшийся из темноты, заставил его изумленно отпрянуть. На руках снова вспыхнуло пламя.

– Пожалуйста, – проговорил Ваня, – Защити. Сейчас. Прошу тебя.

И Трофим кивнул. Что ж.

– Отпускаю тебя, Иван Гребенкин, человек, отпускаю тебя, Чур, хранитель границы, и беру вместо тебя нового ученика. Яснораду.

Трофим стиснул зубы, чувствуя, как натянулось что-то в груди и лопнуло, ударив по нервам. И тут же внутри занялся огонь, слизывая остатки боли.

– Спасибо, – шепнул Чур и тронул Трофима, показывая то, что видел сам, – Поторопись.

Перед лицом потемнело, и Трофим открыл глаза, чувствуя, как льются на него струи воды с потолка, а в уши бьет противный визг пожарной сигнализации.

– Твою мать, – сообщил он валяющемуся на полу презервативу.

– Трофим, твою мать! – повторил ввалившийся в комнату взлохмаченный и мокрый Макс, – Ты что творишь?