Моролинги - Максим Дегтярев

Пока я сочинял ответное послание, ко мне в номер по очереди зашли Цанс, Вейлинг, Шишка и Брубер – все четверо с одним и тем же тайным планом: как рассветет, лететь к Городу вдвоем. Я спрашивал, а почему, собственно, они обращаются ко мне. Они отвечали, переходя на шепот: «Ну вы же сами понимаете…» – и помахивали руками, изображая цыплят с общипанными крыльями. Шишка для наглядности еще и погудела: «Уууу-жжж.» Я сказал ей, что с таким звуком – «уууу-жжж» – флаеры падают, когда срываются в штопор. Она ушла охая и жужжа, как раненая пчела.

В принципе, я взял бы всех четверых, но существовали два препятствия. Во-первых, я, как и они, не знал, где находится Город. Автопилот и карта даже на Фаоне не всегда выручают. Брубер сказал, что Город он видел, но не смотря на это штурман из него плохой.

Во-вторых, мой флаер был четырехместный, причем, строго четырехместным, то есть сзади находилось не сидение а la диван, а – как в «Мак-Ларене» – два одиночных кресла, между которыми не втиснулась бы и Яна. Правда, в отличие от «Мак-Ларена», пилотских кресел было два. Если бы вместо Брубера ко мне обратился Виттенгер, то Шишку можно было бы пристроить к нему на колени. Шишка была бы только рада. И напротив, всякая попытка соединить любых двоих из тройки Вейлинг, Цанс, Брубер, боюсь, закончилась бы потерей либо для науки, либо для виртуального бизнеса, либо для литературы.

Поразмыслив, я позвонил Бруберу и предупредил, что бы тот ждал меня в номере, один.

Закрывая за мною дверь, он высунул голову в коридор. Эта предосторожность была излишней – прежде чем постучать, я убедился, что слежки нет.

– Вы согласны? – спросил он с придыханием.

Я промедлил, вспоминая, о чем он меня просил, кроме полета к моролингам.

– Только одну поездку, – ответил я осторожно. – И с одним условием.

– Я весь превратился в слух!

– Желательно, чтобы потом вы стали словом.

– О, к этому мне не привыкать, – сказал он беспечно, – слушаю вас.

– Мне нужен ваш комментарий вот к этому письму…

Брубер рассматривал кадр из «Жизни и смерти Роберта Грина» долго и внимательно, словно проверяя подлинность картины. Когда он закончил, его лицо уже не было таким дружелюбным.

– Откуда у вас это письмо?

– Из почты Чарльза Корно. Он сохранил его после отправки.

Брубер заново изучил оболочку. Долгая проверка означала, что он опасается, не скопировано ли письмо из его почты.

– Это новый метод в журналистике – лазить в чужую почту?

– Корно убит. Это достаточный повод, чтобы интересоваться теми, с кем он вел переписку.

– Разве вы из полиции?

– А разве вы никогда не сталкивались с такой вещью, как журналистское расследование?

Он хлопнул в ладоши.

– Ха, как я мог забыть! Вознагражденье! М-да, каждый зарабатывает, как умеет. И не стыдно вам читать чужие письма?

– Стыдно, а что делать?

– Не читать, очевидно.

– Хорошо, это письмо будет последним. Впрочем, тут и читать-то нечего. Зачем он прислал вам этот кадр?

– Здесь нет никакого секрета. Насколько я помню, Корно готовил игру на какую-то средневековую тему. Вы, вероятно, уже выяснили, что сценарий к «Жизни и смерти Роберта Грина» писал я. Чарльза интересовало, какие ошибки допустил режиссер подбирая костюмы, декорации… Игра такая есть – найдите десять ошибок… Он почему-то решил, что я что-то смыслю в средневековых нарядах. Должны быть еще кадры, но я их, наверное стер.

– Вы ему ответили?

– Да, ответил, что не компетентен.

– Ответного письма не нашли.

– Зачем его сохранять? Разве что как признание автора в том, что он некомпетентен в средневековой истории, хотя писал сценарий на соответствующую историческую тему… Думаю, Корно поступил тактично, стерев то письмо.

– А у вас оно сохранилось?

Брубер возмутился:

– Это похоже на допрос!

– Но вы же хотите слетать к моролингам!

– Я его стер. Теперь довольны? Или есть еще вопросы?

Распечатанный «список тридцати двух» лег перед ним на стол.

– Что это? – спросил он, не прикасаясь к бумаге.

– Этот список нашли в закодированных файлах Чарльза Корно. Половина наименований вам, безусловно, знакома. Как вы полагаете, зачем Корно составил этот список?

– По-моему вы сами способны сделать вывод, – наставительно произнес Брубер. – Сюжетные компьютерные игры требуют сюжета. Корно, вероятно, вел переговоры со всеми этими авторами.

– И с вами?

– Ничего конкретного. Можно сказать, что нет. На большую часть моих произведений права принадлежат не мне.

Похоже, отбился. Я зашел с другой стороны:

– Странно, что в списке нет «Моролингов»…

– Абсолютно ничего странного. Кому принадлежат права на эту книгу написано на второй странице. В данный момент бессмысленно просить переуступить часть прав – ими уже есть кому воспользоваться.

– Откуда вы знаете, что у Корно есть ваша книга? Или хотя бы вторая страница…

Брубер готов был взвыть.

– Должна быть! Он собрал шестнадцать моих опусов, должны быть и «Моролинги». Да и какая вам разница! Ну пусть не со второй страницы он узнал… из моего локуса мог узнать, откуда угодно мог узнать, черт вас побери!

Не слушая его крик, я раздумывал, почему он не вспомнил, что подписал «Моролингов» для Корно. Или он их подписал для кого-то другого, а тот другой передал книгу Корно…

– Вы лично с ним встречались? – спросил я, когда он, наконец, утих.

– Катитесь прочь!

Я послушно встал.

– Постойте, я вспомнил. Корно приходил на презентацию «Моролингов». Я подписал ему книгу. Больше мы не встречались.

Очевидно, он сообразил, откуда я взял книгу с автографом. Я решил дожимать:

– А с Бенедиктом до того памятного семинара?

– Спросите у него!

– Он не летит к моролингам, – напомнил я.

Брубер не мигая смотрел сквозь меня.

– К ним никто не летит, – прохрипел он. – Никто. Прощайте.

– В восемь на стартовой площадке, – сказал я, забирая со стола «список тридцати двух».

Из своего номера я позвонил Дугу предупредить насчет флаера. Он перезвонил без четверти восемь, унылым голосом сообщил, что «всё путем». Его слова я перевел так: флаер к полету готов, излучатели он не навесил, отчего сильно расстроен, поскольку десять тысяч на дороге не валяются.

Затем я позвонил Цансу.