Нелетная погода - Александр Бушков

Тот не мужчина, кто ни разу не ссорился со своейвозлюбленной.

Я придумал этот сомнительных достоинств афоризм только что,и поначалу он мне понравился. Было в нем что-то мужественно-старинное – латы,шпаги, котильон, или, если обратиться к более близким временам – решительныйподбородок и стальной взгляд какого-нибудь короля салунов территории Невада. Истук копыт – полуобъезженного мустанга, и заросли чапарраля…

– Готова спорить, он даже не слушает! – Вернул меня вдвадцатый век раздраженный голосок Алисы. – Ну, о чем я сейчас говорила?

– Тот не мужчина, кто… – машинально пробормотал я и, как нистранно, угодил в яблочко.

– Вот именно! – энергично сказала моя невеста. –Тот не мужчина, кто в тридцать лет хоронит себя в этом дурацком обезьяннике!

– Все-таки родственники, хотя и чрезвычайно дальние… –пробормотал я.

– Он еще острит!

Когда размолвка с невестой происходит в машине, на пляже, всобственной квартире – в этом есть все же устоявшаяся обыденность, скучнаябанальность. За тысячи лет это происходило с тысячами людей. Однако, когдатакая ссора разыгрывается в зоопарке, у клетки с обезьянами, – в этом нетникакой серьезности. Еще и потому, что обезьян это ужасно забавляет, и ониприлежно стараются скопировать увиденное.

– Милая, какая ты красивая, когда злишься… – мечтательнопроворковал я голосом фатального первого любовничка из дешевой мелодрамы. Этотзатасканный прием, как и следовало ожидать, не возымел никакого эффекта.

Я заранее знал, что она скажет, не впервые эти разговорызвучали и не впервые приводились эти примеры. Я и сам знал, что Барри Даммерразъезжает уже на «континентале», что Сони Меруотер давно получил лабораторию,признание и неограниченные кредиты, что Элая Кристмен стал лауреатом премииПланкенхорста, а там, чем черт не шутит, и замахнется на награду именипочившего фабриканта динамита… Что все они – мои бывшие однокашники поколледжу. Что они добились успеха, а я прирос к этому несчастному зверинцу.

Она выложила все это; а потом принялась перечислять моихизрядно наследивших в мировой истории сверстников – тех, кто в тридцатилетнемвозрасте создавал империи и разрушал империи, топил пиратские флотилии икомандовал пиратскими флотилиями, строил соборы и открывал математическиезаконы, ныне немыслимые без их имен, выбивался в генералы и премьер-министры,летал в космос и на международные симпозиумы, короновался и свергал королей.Все-таки образование вредит женщинам – очень уж странные выводы склонны онипорой делать из познанного…

Итак, все катилось по привычному сценарию – Алиса пыталасьпробудить во мне дремавшее под спудом благодушной лени честолюбие, а ясопротивлялся этим спасательным операциям, что давалось мне нелегко – я люблюАлису, но люблю и свою работу, своих обезьян…

– Дорогая, ну что я могу поделать? – спросил я. –Александру Македонскому было не в пример легче – попробуй-ка в наше времязавоевать Персию… И что скажут наши союзники, если я отправлюсь брать штурмомРим, – ты что, хочешь, чтобы меня посчитали коммунистом?

– А то, что тебя считают безнадежным неудачником тебя неволнует?

– Откровенно говоря, не особенно, – сказал я.

– Ну вот что, Рой. Мне самой надоели эти душеспасительныебеседы. Либо ты перейдешь в институт Коулмена, пока он не забыл о своемпредложении, либо… Продолжать?

– Я догадываюсь.

– Вот и прекрасно. Через десять минут жду тебя у тойскамейки.

Она обожала четкие формулировки и круглые числа.

Я отошел к вольеру. Шимпанзе, все пятеро, сгрудились урешетки, словно родственники, пришедшие в тюрьму на свидание к беспутномубратцу. Они сочувственно трясли головами, уныло скалились и вздыхали. Дик,подкаблучник с многолетним стажем, печально косился на свою Лолу, и на егоморде читалось, что кто-кто, а уж он меня прекрасно понимает и сочувствует.Лола, наоборот, взирала на меня весьма неодобрительно – женщины всегдасолидарны, когда речь идет о том, чтобы держать мужчин в ежовых рукавицах, такчто она безоговорочно была на стороне Алисы. Джозеф, мой любимец, вдовец ифилософ, протянул мне спелый желтый банан.

– Спасибо… – грустно сказал я, очистил банан и съел. –Что же делать, Джо?

– Дя… – вздохнул он, что на его языке означало «дрянь», априменительно к данному случаю звучало примерно так: «Дрянь твое дело, Рой, какмужчина мужчине…»

– А ведь она меня бросит, старик, – сказал я. –Она такая. У нее слово с делом не расходится, а твердости на троих хватит… Чтоже, действительно идти в лабораторию мучить белых мышей и макак?

– Дя! – убежденно сказал Джо.

С лабораториями у него связаны стойкие неприятные воспоминания.В молодости он работал подопытным в каком-то институте, где на нем проверялиспорные положения какой-то теории из области высшей нервной деятельности, и всеэти эксперименты едва не сделали его мизантропом.

– Сэр! – прохрипели у меня за спиной.

Я обернулся. Передо мной стоял, пошатываясь, сторож иуборщик Баттен. Несмотря на ранний час, аромат доброго самодельного кукурузноговиски витал в воздухе, и заглушить его не могли даже стойкие специфическиезапахи обезьянника.

– Дя! – сказал Джо, не терпевший алкоголя.

– А поди ты, прадедушка! – цыкнул на негоБаттен. – Сэр, там понаехала уйма важных шишек, все на «кадиллаках» и«линкольнах». И еще репортеры. Всякие. Телевидение тоже.

– Для посетителей еще рано, и ты это прекрасно знаешь,какого же тогда черта…

– Не черта, а президента, – уточнил Баттен. – Ониговорят, что за президентом приехали.

– За каким еще президентом?

– Это вы должны знать, сэр. Они говорят, что вы должнызнать, потому что вы – советник президента по каким-то там особым вопросам…

– Баттен, скотина ты этакая! – сказал я. – Ятерпел твои штучки, молчал даже, когда ты спаивал медведей…

– Что я им, в глотку лил? Сами пили.

– Дело не в медведях. Ну сколько можно? Допился до белойгорячки, несешь жуткий бред – президент, советник… У меня столько же шансовстать советником президента, сколько у тебя – председателем общества трезвости…

– Вовсе я не пьян, – упрямо сказал Баттен. – Былау меня бутылочка, глотнул сам, дал глотнуть медведям, и все. Они, эта компанияна «лимузинах», сами сказали, что приехали за президентом. Сейчас придут, исами услышите.