Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

в засаду и никто из ее состава не выжил (улкасы даже варевом не воспользовались, выражая свое презрение и отвращение, вылили все на землю и смешали с песком и хвоей), повара стали проявлять прямо чудеса изобретательности, находя каждый раз новые (и правдоподобные!) объяснения того, почему не смогли доставить обед (ужин) на передовую; повара все были воины категории Г, так что серьезно спросить с них у начальства рука не поднималась.

Правда, сухой паек они привозили полной мерой, не скупились, тем самым как бы заранее давая понять, что в следующий раз раньше, чем через сутки, не появятся. Сухомятка сейчас была – консервы из полорогого фарга и сутовые галеты; консервы можно было бы и подогреть – однако пользоваться походными примусами (имевшимися у каждого солдата в ранце), не говоря уже о разведении костров, капитан запретил раз и навсегда: улкасские "дятлы" били по всякому проблеску, даже по сигаретному огоньку, прицелы у них были первоклассные – свирские, понятно, и последних моделей, – какие здесь далеко не до каждого квадрата еще дошли.

Солдаты привычно ругали тыловых воров, которые на каждой войне сколачивают немалые состояния, грозились когда-нибудь да добраться до них, но это еще когда будет… Пока же приходилось курить в рукав или в ямку, вырытую для этой радости, накрывшись поверх для верности черными пластиковыми плащами, под какими спасались обычно от дождей; хватало такого плаща недели на две – не иначе, как и тут не обошлось без воровства.

Галеты отсырели – вода сегодня так и висела в воздухе, хотя до настоящего дождя дело не дошло. Ничего, влажным комком легче было досуха вытереть банку изнутри, чтобы ни крошки не пропало. Этим и занимался сейчас солдат Онго Ру и жевал чисто механически, не ощущая ни голода, ни сытости, думая в это время совсем о другом.

С той поры, как с девушкой Онго произошла известная нам перемена, прошло уже два с лишним месяца. Первый из них она – да нет, тогда уже "он", только очень трудно было к этому привыкнуть, – он провел среди себе подобных, среди метаморфов – таково было их официальное название, хотя в разговорном обиходе все поголовно пользовались другим словеч-,ком: обертыши. Уже не в клинике, но еще и не в казарме; то был своего рода летний лагерь, где их продолжали долечивать и физически, и – главное – психически: чтобы поменьше думали о своем прошлом и побольше – о настоящем и о ближайшем будущем.

Первые дни там прошли тяжело; все держались по-одиночке, неприятно было даже смотреть на себе подобных, а если уж общения было не избежать – на занятиях, скажем, или в столовой, – то оно ограничивалось нервным хихиканьем и почти нечленораздельными междометиями. Сначала в состав этой группы включили и пару дюжин природных мужиков – из числа солдат и подофицеров: рассчитывали, вероятно, что их пример поможет вчерашним женщинам ощутить себя представителями сильного и воинственного (как продолжали по привычке говорить) пола. Не получилось: слишком влиятельным было еще женское начало у измененных, и появление природных мужчин стало оказывать на них, напротив, расслабляющее действие, а не то, какого ожидали.

Мужчин срочно убрали. Но начальство оказалось, как всегда, умнее – специалисты понимали, что время лечит (и медицина с психологией, разумеется, тоже), так оно и получилось – тем быстрее, чем активнее отрастал на щеках сначала юношеский пух, а потом и нормальная мужская щетина. Брились вначале украдкой друг от друга, но быстро привыкли.

А потом наступил неизбежный перелом, подсознание утвердилось в том, что назад пути нет, и самое лучшее – действительно забыть, какой ты была женщиной, и думать только о том, каким становишься и каким станешь мужчиной.

Сыграло роль и то, что было в этой группе в две сотни человек и несколько таких, кто еще в бытность женщиной страдал от этой своей сущности, то ли претерпев горькую обиду именно по своей женской части, то ли у них с гормонами изначально все было не совсем нормально. Эти, хотя и немногие, воспринимали происшедшее с ними как волшебный подарок судьбы, громко (и не без оснований) кляня свое прошлое, и это воздействовало на прочих куда сильнее, чем все силлогизмы начальства – и медицинского, и военного.

Так что понемногу новоявленные мужчины входили в новую роль – вплоть до того, что начались самовольные отлучки в недалекое селение, где еще оставались девушки, отлучки по совершенно мужской причине. Начальство за это выговаривало, но серьезных наказаний не было, в глубине души врачи и командиры были этим довольны: нормальный солдат и должен мечтать о женщинах и при первой же возможности стараться осуществить свои желания. Однако вскоре несколько метаморфов достаточно серьезно пострадали во время свирепой драки с поселковыми мужиками, от войны откосившими в качестве ценных специалистов, – драки тем более яростной от того, что метаморфов обзывали всякими очень обидными словами; влияло на драки и то, что девушек там оставалось совсем немного: большинство их своевременно получило такие же повестки и теперь, надо думать, вечерами шастало в другие населенные места где-нибудь в другом конце страны.

После того как возникли такие осложнения, начальство стало решать проблему всерьез: боевой пыл надо было беречь для встреч с врагами, а не с мужьями, отцами и еще не поставленными под ружье братьями.

Так вчерашние девицы потихоньку превращались в мужей не только по первичным признакам, но и по образу мыслей и действий. Тем более что война уже шла, пока – без решающих успехов ни с той, ни с другой стороны, топтались все там же, где и начинали, и никак не могли выйти на оперативный простор улка-сы, и никак не могли подготовиться к решающему контрнаступлению по ущельям свиры; и дело явно шло к все большей затяжке, так что стало уже совершенно ясно: без них, метаморфов, война не обойдется; а раз уж это им суждено, то пусть будет поскорее, во всяком деле ожидание – самый тоскливый и неприятный этап.

Стали стараться, и вместе с изменениями физиологическими менялась внешность, походка, словарь обогащался за счет более крутых оборотов, манеры делались резче, грубее. Но, как и всегда и во всем, у кого-то это получалось лучше, у кого-то – хуже, были свои лидеры и свои отстающие.

И Онго устойчиво находился среди последних.

Не то чтобы он старался саботировать – это было бы просто глупо хотя бы потому, что всем с самого начала было известно: обратного пути нет, изменить пол можно только один раз, и делать