Разбитые звезды - Меган Спунер

В животе ворочается чувство вины, и меня мутит.

– Я его не брошу.

– Ох, Лилиан… – Его голос звучит так устало, так грустно… Нет, он не знает о планете. Это невозможно. Кто-нибудь из рабочих шутки ради сделал мое имя паролем. Мой отец не способен на такую чудовищную жестокость. – Сейчас ты думаешь так. Но через неделю, две, через месяц или год ты передумаешь. Я всего лишь пытаюсь тебя защитить.

– Как защитил меня три года назад?

Слова вырываются прежде, чем я успеваю себя остановить. Мы с отцом никогда не говорили о Саймоне.

И вот глаза, которые я раньше считала лучистыми и добрыми, теперь холоднее льда и тверже стали.

– Ты еще скажешь за это спасибо. – Его голос пробирает меня до костей.

И теперь я знаю. Это он отправил Саймона на верную смерть. Он обнаружил разумную жизнь на другой планете и скрыл ото всех. Он поработил существ из другой вселенной ради своих целей. Он придумал, как скрыть то, что корабль с пятьюдесятью тысячами людей на борту потерпел крушение и пропал без вести. И никто ничего и не узнал бы, если бы пролетающий мимо исследовательский корабль не поймал слабый сигнал бедствия.

Он распоряжался моей жизнью семнадцать лет.

И вдруг отчетливо и с ужасом осознаю, что он мной распоряжался, потому что я позволяла.

– Нет.

Я встаю. Слово эхом звучит в ушах. Подсознательно я понимаю, что стоя кажусь себе сильнее и выше него. Он смотрит на меня снизу вверх, и у меня есть преимущество. Но на самом деле я просто не могу больше сидеть. Мне хочется мерить шагами комнату, но это признак слабости. Это я тоже узнала от него.

– Ты оставишь нас в покое. Навсегда. А взамен мы никому ничего не расскажем.

Отец смотрит на меня бесстрастно.

– Что такое «навсегда» для солдата? Не так уж и долго.

Его голос мягкий, как бархат, но мрачный. У меня съеживается сердце от страха.

Но не только Родерик Лару может угрожать без угроз и запугивать, даже не поднимая руки. Он научил меня всему.

– Мне никто не был нужен, кроме тебя, – тихо говорю я, наблюдая за его лицом. Обстановка в комнате изменилась. Я это чувствую. А по слабому нервному тику у него на щеке я понимаю, что и он чувствует. – Люди постоянно вспоминают то, что забыли, когда приходят в себя после потрясения. Даже не знаю, что случится, если вдруг я начну вспоминать, что видела на планете.

Отец медленно встает. Он высокий, всегда носит темные костюмы, которые придают ему еще большую внушительность. Он кладет руку на спинку стула и безучастно смотрит на меня. Он ничего не говорит, но я знаю, что он думает.

– Когда вернемся на Коринф, мы с Тарвером вместе сделаем заявление, в котором объясним, как отправили сигнал бедствия из приземлившейся спасательной капсулы. Мы ни слова не скажем о станции. Сейчас Тарвер, наверное, сидит где-то здесь на допросе и лжет, чтобы покрыть тебя. Никто не узнает о том, что мы видели. Но, папа, – и это очень важно – я делаю тебя ответственным за его безопасность. Если с ним что-то случится, я узнаю, что это сделал ты. Отправят на передовую – я узнаю. Сляжет от какой-нибудь загадочной болезни – узнаю. Хоть волос упадет с его головы – узнаю. А если когда-нибудь кто-нибудь вздумает шантажировать его или угрожать, чтобы он меня бросил, я тоже узнаю.

– Лилиан, не понимаю, о чем ты говоришь. – Голос звучит холодно, но я вижу, что за этим прячется – что-то, чего раньше я не слышала – неуверенность. – Почему я должен отвечать за его безопасность…

– Ты будешь отвечать за его безопасность, как должен был отвечать за безопасность Саймона.

В первый раз воспоминание о зеленых глазах и смехе Саймона не причиняет боли. И теперь, когда я смотрю на отца, он молчит.

– Если с Тарвером случится то, что случилось с Саймоном, твоей компании конец. Вся Галактика узнает, что ты сделал. И если это произойдет, то никакие деньги и власть тебя не спасут.

Комната плывет перед глазами: не от слез, а от усилия не моргать. Но я больше не вижу четко его лица, поэтому смотрю в сторону.

Просто покончи с этим. Ты выжила в дикой природе, полной опасностей, раз за разом залезала в корабль с трупами, умерла. Ты сможешь.

– Если с Тарвером Мерендсеном что-то случится, меня ты тоже потеряешь. Навсегда потеряешь. И у тебя больше никого не останется.

Наконец я позволяю себе моргнуть, и когда взгляд проясняется, вижу, что отец словно разом постарел. Седые волосы кажутся светлее, кожа дряблой. Вокруг глаз у него морщины, которых, как я помню, раньше не было. За стул он теперь держится, как за опору, а не для того чтобы выглядеть внушительнее. У него дрожат губы.

Нельзя смягчиться. Этому я тоже научилась у него.

– Я больше никогда не буду с тобой разговаривать. Ты понял?

Он протяжно вздыхает и склоняет голову.

– Лилиан…

– Ты понял меня?

– Можете идти.

– Что, простите?

– Дверь не заперта, майор.

– О, вы очень добры.

– Майор… вы ведь понимаете, что ваша история и наши находки не совпадают?

– Я не знаю, что еще вам сказать, сэр. Все было, как я рассказал.

– Но доказательств нет.

– Вы и правда считаете, что я все это выдумал?