Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев

и моторизованных дивизий группы армий Центр и Север. На оголенные стратегические направления срочно перебрасывались мощные войсковые соединения из центральной Германии и Франции. Готовились к отправке крупные контингенты итальянских, румынских и болгарских союзников. В районе Смоленска, Брянска, Витебска, Невеля и Великих Лук активизировались немецкие разведывательные подразделения, буквально «носом рывшие землю» по поводу произошедшего здесь.

В Британском Содружестве и Северо-Американских соединенных штатах имели еще более куцее представление о произошедших событиях, которые основывались в основном на туманных донесениях своих агентов из Германии и дешифрованных сообщениях командиров из кригсмарине. Им пока было ясно лишь одно — под Москвой и Ленинградом немцам было нанесено серьезное поражение и виной всему скорее всего было изобретение господина Теслы. Конкретики, правда, почти не было: мелькали названия нескольких десятков потопленных кораблей и подводных лодок на Балтике, поразительно большое число фамилий награжденных посмертно офицеров кригсмарине и странный слух о Седом дьяволе на Летучем Голландце…

* * *

Берлин. Величественное здание имперской рейхсканцелярии раскинулось на четыре сотни метров по фасаду и на двадцать метров в высоту. Огромный прямоугольный параллелепипед с гигантскими окнами в пол, исполинские колонны, величественный имперский орел над парадным входом, невероятно протяженная анфилада просторных залов, богато декорированных драгоценным итальянским мрамором. Все в немецком Версале должно было символизировать величие тысячелетнего Рейха, внушать восхищение перед властью и гением фюрера, на что «работали» и титанические пропорции помещений, и вычурная помпезность и поражающая роскошь отделки внутренних помещений.

В этот самое время тот, ради которого и было все это построено, стоял перед высоким зеркалом в своей кабинете и внимательно рассматривал отражение. Подходило время совещания, и нужно было настроиться, поймать то состояние абсолютной убеждённости и уверенности и почти мистического знания, которое он всегда считал своим божественным даром, знаком своего отличия от остальных людей, своей избранности. А сейчас это было просто жизненно необходимо.

В излюбленной манере, уже давно ставшей привычкой, он дёрнул головой, задирая вверх подбородок. Челка откинулась назад, взгляд приобрёл ещё большую пронзительность и потустороннюю глубину, словно намекавшую о неком сокровенном, недоступном для остальных, знании.

Глубоко задышав, резко вскинул руку в древнем приветствии римских легионеров. То ли приветствовал своё отражение, то ли весь Рейх в своём лице. И долго так стоял, даже не делая попытки пошевелиться.

— Р-р-райх… Р-раз превыше всего, — звук «эр» выходил необыкновенно низким, грудным, рычащий, словно его издавал не человек, а дикий зверь. И это ему доставляло особенное удовольствие, заставляя ощущать присутствие этой особой мистической силы. Улыбка, впервые за весь день, коснулась его губ. Он чувствовал, что готов. — Р-раз…

Ещё раз окинув взглядом отражение, одернул тщательно отутюженный коричневый пиджак, поправил повязку со свастикой на рукаве. Сейчас всё должно быть безупречно.

— Райх — народ — фюрер, — говорил медленно, едва не чеканя каждую букву. — Фюрер — народ — райх, — повторяя вновь, первым поставил себя. Ведь он и есть воплощение немецкого народа, его первобытной силы, его не избранности для господства над всем миром. — Фюрер — народ — райх… Именно так, и никак иначе!

Все, теперь можно. Вышел из кабинета и, направился в зал для совещаний.

Два рослых часовых, одетых в парадные мундиры охранных войск, совершенно синхронно коснулись бронзовых ручек дверей, распахивая их. Через несколько мгновений на пороге появился Гитлер.

При появлении в зале фюрера все присутствующие тут же вскочили с мест и громко поприветствовали его. Фельдмаршал фон Бок, высокий сухопарый мужчина с резкими чертами лица, немедленно вышел вперед:

— Мой фюрер! Я несу всю ответственно за провал нашего наступления на Москву и готов понести всю ответственность, — он виновато опустил голову, демонстрируя раскаяние и полную готовность принять любое наказание, которое будет избрано. — Я не сумел оправдать ваше доверие, не сумел оценить ваш гений. Мне нет оправдания.

Гитлер остановился в шаге от него, не сводя с фельдмаршала пронзительного взгляда. В огромном зале воцарилась мертвая тишина, от фюрера все ждали неминуемого «взрыва». Ведь, произошла настоящая катастрофа с самой боеспособной оперативной группой войск, действующей на Восточном фронте: потеряны сотни танков, тысячи солдат и офицеров, уничтожены шесть авиаэскадрилий.

Буря была просто обязана разразиться. Но все случилось иначе…

На плечо фельдмаршала вдруг легла рука фюрера, отчего фон Бок вздрогнул. Явно не ожидал такого.

— Фон Бок, ты должен знать, что я не виню тебя за случившее под Москвой, — Гитлер дернул головой, убирая челку со лба, и заговорил проникновенным голосом. — Ты, я, все мы стали жертвой этого азиатского коварства жидо-большевиков, этих библейских народов Гог и Магог, выбравшихся из самой преисподней. Разве произошедшее не доказательство того, что эти недочеловеки готовились стереть с лица земли народы цивилизованной Европы? Друзья, мы видим, что на пороге нашего с вами мира снова стоят орды кровожадных варваров, которые готовы растоптать все арийские народы. Они в тайне готовились напасть на Европу, готовясь растерзав наши семьи и дома. На сотнях своих заводах большевики днем и ночью клепали тяжелые танки, орудия сверхкрупного калибра, реактивные минометы, ожидая лишь нашего поражения. И лишь мы, германская нация, стоит на их пути…

Генералы вермахта, люфтваффе и кригсмарине, высшие партийные функционеры, крупные промышленники внимательно следили за каждым его движением, ловили оттенки интонации в голосе. Пусть здесь и не было той волны всеобщего обожания и едва не божественно восхищения, что царила на встречах с простыми бюргерами, но атмосфера прусского преклонения перед лидером, вожаком ощущалась без труда. Каждый из них, даже если в мыслях и метил на место фюрера германского народа, понимал, что сейчас другого просто не может быть.

Если до этого у них и были какие-то сомнение, то сейчас они оказались далеко — далеко внутри. Общая картина для них вновь оказалась проста и понятна — противостоящий им враг силен и коварен, но мощь германского оружия и сила немецкого солдата все равно все и всех сокрушит.

— Пришло время осознать, что все окончательно и бесповоротно изменилось. И если там, на Западе, мы еще могли себе позволить снисходительность и слабость, то там, на Востоке, это нельзя даже в мыслях допускать. Ни в коем случае!

Фюрер снова и снова резко взмахивает согнутыми в локтях руками, словно гениальный дирижер, тонко чувствуя окружающую атмосферу эмоций. Он неимоверно заряжен уверенностью и щедро делится этим ощущением со всеми присутствующими, заставляя полностью проникаться этим.

— Этот удар станет для нас спасительным, открывающим глаза на истинное положение дел! Потерянные дивизии, уничтоженные танки есть искупительная жертва, которую