Группа крови - Александр Афанасьев

Несколько англичан после общения со мной переехали в Москву. Один из них, Дэннис, работает со мной за соседним столом. Он гордится тем, что получил гражданство России и самый большой патриот России из всех, мне известных. Здесь он уже выплатил ипотеку за квартиру. Квартира у него за сотку квадратов – не восемь, как в Лондоне.

Париж. Там я был несколько раз в компании, увы, каждый раз в разной. Город просто ужасен. Черных больше, чем белых. Агрессивные молодчики по всему городу, полиция не справляется. Полно проституток. Румынки, молдаванки, украинки. Грабят, нападают в метро, могут и убить ночью. Постоянная угроза терактов, как и на всем континенте. Как только время намаза, город буквально встает, а призыв к намазу транслируют теперь и с Эйфелевой башни. Полно наркоманов, грязь, вой полицейских сирен… тихий ужас, в общем. Какая там романтика, на хрен. На каждом шагу шприцы, плевки – жуют кат. От Сены пахнет как из уборной.

В Австрии я не был. Ни разу. Просто потому, что нечего там делать. Там нет бирж, как в Лондоне и Нью-Йорке, и туда не тянет приехать с подругой, чтобы продемонстрировать ей свою крутость. Но не думаю, что там что-то другое, не такое, как в Париже. Боюсь, как бы хуже не было…

Был в Берлине несколько раз – как я уже говорил, я там недвижимость покупал, там требуется личное присутствие покупателя. Поприсутствовал. Берлин очень разный, раньше он был разделен – и чисто советские пейзажи встречаются там до сих пор. Что бросилось в глаза. Опять-таки мусульмане – прямо на тротуаре стоит ларек, с него раздают бесплатные Кораны, играют какие-то мусульманские песни. Среди молодежи – раскол. Одни отращивают длинные бороды и бреют усы – это мусульмане, причем среди этих мусульман много этнических немцев, как мне объяснил мой гид по Берлину и по совместительству риелтор Дитер, ислам для них – это способ не испытывать вины и делать то, что они хотят. Каждый раз, как только полиция что-то делает мусульманам, поднимается дикий хай.

Другие бреют голову наголо – это нацисты. В основном немецкие неонацисты – это потомки восточных немцев, потомки немцев, выехавших в Германию из СССР и потомки турецких гастарбайтеров в третьем, а то и четвертом поколении, чувствующие себя немцами. Ни те, ни другие, ни третьи не испытывают чувства вины, которое вселялось немцам на протяжении десятилетий. За ними уже кровь, и кровь большая. Недавно окружили цыганский табор и начали бросать бутылки с зажигательной смесью. Пытавшихся выбраться косили картечью. Каждый немецкий неонацист вооружен, популярное оружие, практически обязательное в боевых отрядах, – наш «Вепрь-12». Его тут продает фирма «Ваффен Шумейкер» – расходится на ура, сколько ни привези. Как сказал Дитер, очень мощный и скорострельный дробовик, и при этом не остается следов, полиция не может точно установить, из какого именно оружия стреляли. Сам Дитер стрелок и охотник, мы стреляли с ним в клубе. Еще он потомок поволжских немцев, переселившихся из Казахстана в Германию в начале девяностых годов прошлого века, и, как я подозреваю, – неонацист, хотя и скрывает это.

Впрочем, если бы я жил в Германии, я бы тоже, наверное, был неонацистом. Страна наполнена мигрантами. В отличие от Франции и Великобритании у Германии не было своих колоний, поэтому две наиболее крупные и агрессивные диаспоры мигрантов – это албанцы и цыгане. Албанцы ничего не делают, живут на пособия, почти поголовно торгуют наркотиками, поддельными сигаретами и поддельной одеждой известных брендов, которую отшивают в Албании. Имеют собственные боевые отряды защиты, любое задержание албанца или обыск полиция проводит только с привлечением полицейского, а иногда и армейского спецназа и бронетехники. Албанцы открывают огонь сразу, у них есть пулеметы, гранатометы и бог знает что еще. Совершать преступления, даже самые тяжкие, они ничуть не боятся – как только албанец попадает в розыск, община переправляет его на родину, а там он либо живет в горах, откуда выдачи нет, либо его переправляют дальше, на Восток. На джихад…

Цыгане живут большими таборами, там, в этих таборах, нет никакого закона. Хлынули в Германию они после того, как на них, в соответствии с соглашениями о ЕС, начала распространяться немецкая социалка. Теперь бароны уже понастроили там замков, я лично не видел, смотрел в Интернете – аж тошно, бросить бутылку и сжечь все это. Они менее агрессивны, чем албанцы, но от этого не легче. Занимаются воровством, попрошайничеством, мошенничеством, торговлей наркотиками. В тех местах, где их селят, моментально начинается грязь, самый дикий срач, все лампочки выбиты, все стены исписаны, из окон на улицу мусор бросают. По закону если умирает одинокий немец и у него нет родственников или не объявляются (а такое все чаще и чаще, потому что всем на всех накласть), жилье переходит государству и становится социальным. А на социалку претендуют албанцы и цыгане. Стоит только вселить в дом одну албанскую или цыганскую семью, и скоро весь дом становится социальным. А потом – и весь город. У немцев очень развита система взаимопомощи (была когда-то), существуют всевозможные кассы – больничные, строительные. Так вот, все эти беженцы ничего в эти кассы не вкладывают, но считают своим долгом брать из них все что можно. Поэтому, как только количество беженцев в городке начинает превышать определенный предел, городок начинает очень быстро вымирать: закрывается бизнес, спешно уезжают люди. Город переходит в руки мигрантов. Таких городков, по словам Дитера, не один, не два и даже не десяток – их полно! Старые немецкие городки с многосотлетней историей и некогда дружным населением – теперь это беззаконные территории, там нет ни порядка, ни полиции – ничего. Торгуют краденым, наркотиками, угнанными машинами… понятно, в общем.

Польша… я ездил туда с Эвой… ну, помните, в общем. Сейчас-то я понимаю, что Эве единственной удалось меня зацепить… и ох, как серьезно зацепить. Странно, но Варшава мне понравилась больше, чем все города, перечисленные выше, – хотя бы потому, что там не так много мигрантов. Точнее, почти нет мигрантов. Как я понял, здесь живут беднее, чем в Европе, и потому мигранты здесь не задерживаются, стремятся уехать западнее. Скатертью дорога, думаю, Польша немного от этого теряет. Запомнились чистые улицы, кафе, в которых можно отведать всякой вкуснятины по цене в два, в три раза дешевле, чем в Москве. Вообще, по польским меркам я был если не олигархом, то богачом точно. Еще запомнилось ателье, куда меня затащила Эва, – ателье принадлежало ее дяде, и я не смог удержаться – заказал себе аж три костюма и несколько рубашек. Не тот гребаный Уомо и Джорджо Армани и еще какая-то хрень, которую ношу я, и не костюмы с такой-то стрит в Лондоне, которые носит мое начальство (а мне нельзя, иначе заподозрят, что я ворую), а костюмы, пошитые по мерке опытным мастером. Они и до сих пор у меня – все три. Правда, я их больше не надеваю. Не могу потому что.

Дубай… в Дубае я был, потому что вся Москва там побывала. Многие имеют там вторую квартиру. Ну, чего сказать? Город как город – чистый, недавно построенный – такого беспредела, как в Европе, там нет, все знают свое место. Гастарбайтеры тяжело вкалывают, а не садятся на шею и не просят подачек. Про то, как там могут отжать бизнес, если поссориться с местными, я уже рассказывал – обращаться в суд, жаловаться бесполезно, все это понимают. Там с удовольствием отдыхают, а кто наворовал достаточно, чтобы обеспечить себя до конца жизни, часто и переезжают туда. Только вот, может быть, мне кто-нибудь объяснит такую загвоздку? Там нет выборов. Совсем. Там чужая полиция. Там полно тех, которых у нас величают «черными», – гастарбайтеры из Пакистана и других мест, сказать, что их там много, – это ничего не сказать. Там нет нормального законодательства, зато есть шариат. Там нет нормальных судов – суды прямо подчиняются эмиру, понятие «телефонное право» там просто не поймут, потому что судят, как скажет эмир или один из уважаемых людей эмирата, и это нормально, никто даже не представляет себе, что должно быть по-другому. Если влип, защиты не найдешь. Если ты, к примеру, взял кредит в местном банке и по любым причинам не можешь платить, тебя без всяких вопросов хватают и сажают в тюрьму, и там ты сидишь, пока все не заплатишь, – можешь и всю жизнь сидеть. Никаких демонстраций, акций протеста проводить нельзя – страшно даже подумать, что будет, если ты начнешь это делать. В исламском праве существует практика членовредительских наказаний – может быть, руку не отрубят, но зверски изобьют в полиции, возможно, изнасилуют и вышвырнут из страны – это точно, к гадалке не ходи. По демонстрациям полиция открывает огонь. Боевыми патронами. Это уже было.