Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков

заокеанской трагедии, сколько то невероятное, что произошло в этой связи с её дочерью. Человек остаётся человеком, и глобальные катастрофы зачастую беспокоят его в гораздо меньшей степени, нежели мелкие житейские неурядицы, касающиеся лично его. Тем более что объектом небывалой по масштабам акции оказалась именно Америка - сытая, богатая, неуязвимая, кичащаяся своим превосходством и присвоившая себе право решать за других, диктующая другим свою волю и навязывающая этим самым другим свои ценности и свой образ жизни. Зависть есть зависть, от этого чувства освободиться очень трудно. Тем более трудно, если вызывающий эту зависть субъект своим поведением раздражает завидующих.

Конечно, французы более других европейцев (ещё со времён войны в Алжире) ощущали нарастающий конфликт между цивилизацией белых людей и тоскующим по величию халифата исламским миром. И конфликт этот основывался отнюдь не только на разнице в благосостоянии, нет - нефтяные шейхи одни из богатейших людей мира. Причина, по мнению профессора Рану, крылась в неприемлемости для потомков бедуинов (и не только для них) западного жизненного стандарта с его массовой культурой и приоритетом непрерывного потребления. Противостояние усиливалось хранящимися в памяти поколений многовековыми обидами и претензиями былых угнетённых к бывшим угнетателям.

Жерар не любил бывать в Париже по многим причинам, и одной из этих причин было значительное увеличение процента темнокожих парижан. Историк и учёный не исповедовал идеи расизма, но неадекватное поведение многих из негалльских жителей столицы, болезненно реагирующих на любое (по большей части мнимое) ущемление их прав, не добавляло шарма облику древней Лютеции. Не зря правительство Франции вынужденно пошло на определённые меры, связанные с ужесточением правил получения французского гражданства для иммигрантов и их потомков.

Да, опасность - и очень реальная опасность, как показали события в США, - существовала. Никто не мог гарантировать, что завтра что-то подобное не стрясётся и по эту сторону океана. И всё-таки большинство людей живёт сегодняшним днём, и сиюминутная проблема (тем более связанная с близкими людьми) всегда будет для них куда более важной.

Ужин прошёл почти так же, как всегда, по многолетней устоявшейся схеме, хотя разговор, естественно, шёл вокруг того, что случилось.

– Так что, папа, это действительно можно считать началом третьей мировой войны? Президент Буш сказал…

– Эта война, Элизабет, началась давным-давно, когда крестоносцы впервые ступили на землю Палестины - или даже раньше, когда копыта боевых верблюдов воинства Аль-Тарика[28] подняли пыль над южным побережьем Иберии. Именно тогда столкнулись два мира, точнее, два миропонимания. А сейчас - сейчас это просто продолжение. "Природа не терпит пустоты" - надеюсь, ты помнишь ещё со школы этот постулат? 

– Дорогой, ты не на кафедре и не выступаешь с докладом, - заметила Анн-Мари.

– Извини, я просто хотел выразиться попроще. Противовес необходим: если его нет, то любая структура - и государственно-нравственная в первую очередь - обречена на быстрый распад. Могущественнейшие империи - Римская, например, - рушились тогда, когда внешнего врага больше не было. После окончания холодной войны благополучно испустила дух "Империя Зла", красная угроза приказала долго жить, и противостояние Восток - Запад завершилось. И что прикажете делать дальше? Впрочем, и приказывать-то не надо: закон противовеса суть объективный закон, как и прочие законы природы - или, если угодно, Всевышнего. Так что если бы Аль-Кайды и Бен Ладена не существовало, их срочно потребовалось бы создать искусственно. Колумбийская наркомафия или транснациональная организованная преступность на роль Врага не тянут - идейная начинка не та, вернее, она вовсе отсутствует. А в данном случае всё на месте… Будет теперь какая-нибудь "Ось Зла", государства-изгои, угроза с Юга или что-нибудь в этом духе - ярлыки значения не имеют.

– Если бы ты знал, - Анн-Мари тяжело вздохнула, - как меня иногда раздражает твоя высоконаучная привычка рассуждать обобщёнными категориями! А чисто по-человечески? Ведь в любом из этих самолётов могла бы оказаться Лизетта! Или Жан-Пьер с приятелями гулял бы по Елисейским полям, а в это время в урне сработало бы взрывное устройство, засунутое туда арабом-мусорщиком! Тогда как?

– Не надо чересчур драматизировать, равно как и не стоит делать из меня эдакое бесчувственное чудовище, академического монстра не от мира сего, не замечающего ничего вокруг.

– Ну почему же "ничего"? Смазливые физиономии девиц и стройные ножки под короткими юбками ты очень даже замечаешь - я же не слепая! Но я…

– Анни, - миролюбиво ответил Жерар, - не вали в одну кучу креветки и сливовый джем: получится невкусно. Я человек и отец, а не просто житель этой планеты и гражданин одной из стран на её поверхности. И именно поэтому меня гораздо больше во всей этой сегодняшней истории волнует утренняя её часть - видение Элизабет и странный фокус с телевизором. Как ты думаешь, почему я попросил тебя не болтать - прости за резкость - об этом?

– Наверно, ты… Ты не хотел, что бы нас считали ненормальными?

– И это тоже, но главное в другом: все мировые спецслужбы сейчас стоят на ушах. Как ты думаешь, какие вопросы будут задавать в префектуре девушке, которая узнала за несколько часов до трагедии о том, что произойдёт - в деталях? В нашем прагматичном мире не так много места для ирреального, так что прямолинейные полицейские мозги сработают вполне определённым образом: а откуда ей всё это стало известно? А расскажите-ка нам поподробнее обо всех ваших друзьях-приятелях, мадемуазель Рану, - особенно о смуглокожих! И очень нужна вам обеим вся эта нервотрёпка, а?

– Жерар, дорогой… Я об этом даже и не подумала… Ужас…

– Ну всё, всё, успокойся. Ничего не случилось - так что нет и причин для волнения. Пусть это будет нашей тайной, а что за этой тайной стоит, я постараюсь разобраться - по мере моих сил и возможностей. И как только…

– Ты знаешь, отец, - голос Элизабет звучал сухо и непривычно; и никогда раньше не слышал профессор Рану таких интонаций в голосе своей взбалмошной дочери, - я, кажется, поняла. И мне не по себе от этого понимания… Я всегда посмеивалась, ты помнишь, стоило кому-нибудь хотя бы заикнуться о потустороннем или сверхъестественном. И точно так же я иронизировала по поводу любых твоих высказываний на эту тему, - если они, конечно, не были шуточными. Но ты, папа, никогда не шутил над этим… Так вот… Подожди, не перебивай меня, я сама собьюсь, - девушка хрустнула пальцами. - На самом-то деле ощущение присутствия чего-то непонятного, живущего везде, никогда меня не покидало - с тех пор, как я только-только начала осознавать себя… - Элизабет прерывисто