Андрей Круз Цикл "Лучший гарпунщик" - Андрей Круз

— А чего непонятного? — удивилась она моему вопросу. — Людей мало, земли и работы много. А в племенах люди пропадают, считай, в дикости живут и друг друга режут. Вот и выкупают их, а потом увозят как можно дальше от тех мест, где они раньше жили. Даже сами бегут из племен иногда, кому там жить невмоготу.

— Подожди… так если ты покупаешь где-то людей, то их что, у тебя Церковь выкупает? — уточнил я, удивившись.

— Ну да, — кивнула Вера. — Вожжи совсем не отпускай, подтяни немного.

— Хорошо, — кивнул я. — И что, из негров можно сразу сделать нормальных людей? В смысле тех, кто привык уже по другим законам жить?

— Нет, нельзя обычно! — аж замахала она руками. — Если только к старости многие совсем в новую жизнь вживаются. Они так, вроде как кандидаты в нормальные люди. Им и оружие продавать нельзя, а если по работе надо, так покупает работодатель и под свою ответственность выдает, ни голосовать они не могут, ни в ополчение входить.

— А смысл в чем? — уточнил я. — В их детях?

— Точно, — обрадовалась она, что я сообразил наконец. — Детей у них забирают почти сразу, с трех лет. Не насильно — могут и себе оставить, но тогда…

Вера затруднилась с подбором слов, и я предположил за нее:

— Им тогда ничего не светит в будущем?

— Точно! — повторила она. — Они тогда тоже будут жить в негритянском квартале, знать разве что грамоту и счет, и работать смогут… конюхами там или канавы копать, как родители. А если ребенка забирают в церковный интернат, то он получает образование и все прочее. Наш преподобный Савва из таких детей, например. Жена Ионы, полковника, тоже. Много таких. Церковная охрана из таких и вовсе полностью.

— Поэтому и негры для детей…

— Не все, сам понимаешь, — покачала головой Вера, предугадав, что я собирался сказать, — они разные бывают. Дураков среди них даже больше, чем нормальных людей. А как напиваются, так…

— И чем заканчивается?

— Каторгой обычно, чем же еще! — пожала она плечами. — То зарежет кто-то кого-то, то, бывает, жену так побьет, что доктора еле отходят. Они ведь прямо из племен, тут для них все другое. Но есть и нормальные.

— И у всех так?

— В смысле? — не поняла она вопроса.

— Ну у турок и франков?

— У франков похоже, а турки рабов держат по-настоящему, к ним лучше не попадаться, — ответила Вера. — Поэтому и стычки с ними часты — они рабов с христианской территории вывозят, а это у нас за набег считается.

Вот как. Разумный путь вообще-то. Негры-то здесь учебные, что называется: татуировку отмой — и никакой разницы с христианами не будет, разве что в башке. А вот дети их окончательно христианами станут, самыми обычными — не отличишь. Такие янычары наоборот.

— Да, на Большом острове долго будем?

— С неделю, наверное, — чуть подумав, ответила она. — Там ведь тоже товар взять надо, причем разный, по заказам — кому что.

Это понятно. Разных торговцев и на Большом Скате много, и снабжаются они вот так: как выяснят, какое судно ближайшее с грузом идет на Большой, — так купцу списки заказов и дают. А тому там побегать приходится, пока всем всего наберет.

— Заказ заказом, а нам бы под будущее товара запасти тоже надо.

— Инструмента? — уточнила она. — Обязательно.

Следующий рейс «Чайки» планировался на Резиновый остров, названный так забавно за то, что полностью был засажен гевеей, с которой собирали натуральный каучук. Там постоянно нуждались в хорошем инструменте, да и во многом другом, а взамен можно было загрузиться большими серыми шарами каучука, который был для местного промышленного центра в Кузнецке первейшим товаром. А инструмент выгодней всего было как раз в Кузнецке и брать, так что рейс обещал быть перспективным.

— С дядей как у тебя?

— Никак, наверное, — ответила девочка. — Пламен вот за мной ухлестывать взялся, аж не может без меня, а дядя молчит.

— Совсем молчит?

— Нет, не совсем, — улыбнулась она. — Про будущее наше молчит, а так все нормально, добрый, все время к ним в дом зовет, не знает даже, что и сделать для меня. Марина тоже все время рядом.

— Марина — это ведь вторая жена у дяди, так?

— Вторая, — подтвердила она. — Он сперва на Кристине женат был, но она от рака скончалась. Вот люди в твое время были — придумали, как весь мир убить, а от рака лекарства не нашли! Или и не искали?

— Искали, но не нашли, как мне кажется. У нас от рака тоже умирали многие.

— Кристина очень хорошей была, ангел просто, а вот так вышло, — вздохнула Вера. — Пламен от нее, кстати.

— Это я понял.

Лошадка неторопливо топала копытами, высокие колеса, обитые резиной из того самого каучука, за которым мы собираемся, мягко крутились на хорошо смазанных осях, разговор клеился легко. Тут вообще много времени для разговоров остается, темп жизни совсем другой. Десять верст до Аглаи — даже верхом больше часа, к Бороде с Верой скатались — половина дня прошла. Я помню, как в свое время, читая что-то из русской классики, удивлялся тому, что люди друг к другу ездили в гости на месяцы, а потом сообразил, что с тогдашним транспортом и путешествиями в повозках иначе и нельзя было. За сколько ты, например, доедешь вот так, в карете, из Москвы, например, куда-нибудь в Смоленскую губернию? А доехав, будешь ли там гостить всего пару дней? Тут бы только после одной дороги отдохнуть…

Вот и здесь все так же. Другой ритм жизни, по-другому здесь все планируют, медленно лошадки телеги тащат, медленно идут по морям шхуны, все медленно. Но по мне, так и нормально. Хотя… до Большого четыре дня пути по морю, там неделя, потом обратно еще четыре дня, то есть больше двух недель мне с Аглаей и словом не перекинуться. А я ведь и вчера вечером к ней ездил, на веранде с ней чай пил, и позавчера виделись. Тяжело две недели-то ждать будет.

— Зайдешь в гости? — отвлекла меня от дум Вера. — Евдокия «Наполеон» испекла, чаю попьем.

Кстати, сегодня с Аглаей увидеться не получится — она к каким-то очередным родственникам из бесконечного списка отправилась в гости, так что…

— «Наполеон», говоришь? — уточнил я. — Вкусный?

— А то!

— Тогда поехали.

* * *

Время до пятницы промелькнуло быстро. В четверг, пока я на сборах ополчения был, шхуну загрузили. Набегавшись по стрельбищу с четырьмя десятками