Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ - Петр Хомяков

Слух об оскорблении Менелая троянским царевичем разнесся со скоростью степного пожара. Братья цари были переполнены праведным гневом и менее праведным желанием от души пограбить богатенькую Трою.

На этот раз собрались быстро. Да, первый совместный поход в Египет был неудачным. Но подготовка-то была успешной! Сумели же собраться тогда все вместе, не имея никакого опыта.

А теперь опыт был. И собрались, даже не очень уповая на помощь богов. Умеем, умеем, когда хотим! – так мог бы сформулировать свои чувства любой из участников предприятия.

И то сказать, кораблей, моряков и воинов было, несмотря на потери в Египте, в избытке. И возможность занять их пришлась весьма кстати.

Первоначально инициаторы проекта собрались в Авлиде. Рябило в глазах от обилия богатых доспехов, скопища снующих туда сюда добровольцев.

В гавани было тесно от кораблей. А в окрестностях знаменитых алтарей у высокого платана встали шатры вождей.

Поближе к богам хотели быть все.

Первоначальная эйфория длилась довольно долго, но постепенно запасы съестного и вина стали убывать, а ясности в ситуации не прибавилось.

Вдруг стало ясно, что в Авлиду приплыли далеко не все, на кого рассчитывали. Добровольцы стали все интенсивнее злоупотреблять вином и азартными играми. Нарастала агрессивность друг к другу. Драки и стычки стали делом обыденным.

– Пора трогаться в путь, брат, – сказал как-то Агамемнон Менелаю.

– Но собралось едва ли половина из тех, кто обещал приплыть!

Мудрый и честный царь Паламед, присутствовавший при разговоре, возмутился:

– Что думают эти не явившиеся! Для них честь Эллады пустой звук! Начинать братья надо с себя.

Менелай с Агамемноном тупо уставились на Паламеда.

– Что значит, с себя?

– Да не с вас, не с вас, – досадливо ответил Паламед. – А с тех царей Эллады, которые не удосужились приплыть. Разобьемся на отряды и поплывем к ним. Уговоры колеблющихся надо подкреплять силой авторитета.

Вероятно, он оговорился и имел в виду авторитет силы.

Одиссей, царь Итаки был среди тех, кто с самого начала проявили весьма прохладное отношение к предприятию.

Он был одним из немногих царей Эллады, в чьих жилах не текло ни капли северной крови. Родственных связей с олимпийскими богами у него тоже не было. Поэтому среди арийских царей он был белой вороной. Обрезанной, кстати, как и большинство простых ахейцев по ближневосточному обычаю.

Южная хитрость и прагматичность до поры позволяла ему, оставаясь самим собой, сохранять свое положение в сообществе эллинских царьков. Но сейчас хитрость была бесполезна.

Он понял это, когда увидел перед воротами своего дворца представительную делегацию во главе с Паламедом.

Не надо было быть очень умным, чтобы понять, не решившись плыть в Трою, собравшиеся в Авлиде начнут занимать своих воинов искоренением внутренней крамолы и «воспитанием патриотизма». И начнут, скорее всего, с таких как Одиссей, не имеющих родни на Олимпе, и не являющихся их «белым братом».

Одиссей, скрепя сердце, согласился плыть в Авлиду. Но выставил только двенадцать кораблей. Что было более, чем скромным, если сравнивать с другими, теми, кто выставлял по сто, или по восемьдесят кораблей.

Это была по существу, принудительная мобилизация. И он прибыл в Авлиду, с трудом скрывая досаду.

Особенно злясь на старика Паламеда.

Ишь, нашелся моральный авторитет, – злобно негодовал Одиссей. – Честь Эллады для него, видите ли, превыше всего! Надутый болван. Посмотрим, двинетесь ли вы в путь теперь, сорвав с места таких же бедолаг, как я.