Хроники Дерини. Компиляция. Книги 1-15 - Кэтрин Куртц

— Только молитесь за нас, — просто ответил Келлен. — И, пожалуйста, помолитесь за меня, чтобы Господь даровал мне силы и волю в новом начинании. Ваши молитвы очень дороги для меня, Синхил.

После долгого взгляда король робко улыбнулся собеседнику.

— Значит, у меня привилегия молиться за вас, отче… или мне следует говорить Ваше Преосвященство?

— Отче — тоже хорошо. Или, если хотите, Элистер.

— Нет, не Элистер. Не теперь, по крайней мере. Епископ. Вы станете епископом. Как это чудесно!

— Может быть, мы сможем делиться друг с другом мирскими проблемами, Ваше Величество, — сказал Келлен, касаясь руки Синхила в знак прощания. — Вы станете рассказывать мне, каково быть королем. А я вам — каково быть епископом. В этом нет ничего запретного.

Синхил, исполненный благодарности, провожал взглядом своего гостя. Когда тот дошел до двери и повернулся, чтобы отдать прощальный поклон, король произнес:

— Спасибо, что зашли, отче.

— Спасибо, что выслушали меня, Ваше Величество, — улыбнулся Келлен.

Когда он ушел, Синхил уселся у окна и вздохнул.

Келлен станет епископом, епископом Грекотским! И это как раз сейчас, когда он стал казаться Синхилу единственным Дерини, которому можно доверять. Разумеется, Грекота не так далеко, и все-таки…

Дерини, близкий к нему, не спасет, но может быть полезен. Возможно, с помощью Келлена удастся вернуть его сан. Или обратиться с этим к Ориссу? Тот во главе Ремутской епархии приобретал более высокий ранг и влияние в сравнении с Келленом, особенно в случае возвращения столицы в Ремут. К тому же Орисс не Дерини, а обыкновенный человек.

Правда, Орисс не знал Синхила в период его монашества. Вероятно, никогда не слыхал о брате Бенедикте Синхиле, покуда Джорем и Райс не уговорили того выйти из аббатства святого Фоеллана. Но после рукоположения в архиепископский сан Орисс станет равен Энскому, да еще Келлен будет епископом в Грекоте. Может быть, тот день, когда Синхил снова отслужит мессу, не так уж далек!

Он долго обдумывал это, мечтая о будущем. Вдруг совершенно новая мысль посетила его столь неожиданно, что он не сразу ухватил ее суть и удивленно глядел по сторонам.

Потом, более не занимая себя размышлениями и взвешиванием аргументов, он дотянулся до сонетки над постелью и позвонил. Тотчас же явился Сорл, его лакей, запыхавшийся и озабоченный.

— Сорл, попроси отца Альфреда зайти ко мне, — распорядился король, избегая смотреть на сундук возле кровати. — Скажи, пусть принесет пергамент и чернила. У меня есть для него работа.

Сорл поклонился, заинтригованный, и отправился выполнять поручение своего господина. Синхил рухнул на постель, в восторге прижимая колени к груди.

Какая замечательная возможность! Келлен и Орисс будут возвышены до епископов, и будет более чем уместно, чтобы король преподнес им достойные дары по такому случаю. А какой дар может быть более достойным, нежели новое облачение?!

И посторонним совершенно ни к чему знать, что двое новых епископов получат не все, что будет заказано. Никто не заподозрит, что одно одеяние останется в трепещущих от благоговения руках Синхила Халдейна!

ГЛАВА III

Ибо смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши, чтобы истребить детей с улицы, юношей с площадей.[26]

Уютно устроив ноги на скамеечке перед камином, Камбер сидел в мягком кресле в своей спальне, невидящим взором глядя на огонь.

Мир снизошел на его душу, и грядущие испытания более не внушали страха. Он покинул зал собрания, настояв на том, чтобы никто не провожал его, и, вернувшись в свои покои, смог наконец скинуть окровавленную одежду и на пару минут расслабиться перед работой, что ожидала его нынче вечером.

Сотоварищи, однако, не спешили оставить его в покое. Гвейр, взявший на себя роль пажа, появился почти тут же — скорее всего, по просьбе Ивейн или Джорема, — и заставил Камбера принять горячую ванну, которую приготовил загодя. Вымывшись и переодевшись во все чистое, тот почувствовал себя куда бодрее, чем можно было ожидать после такого испытания, и с удовольствием воздал должное обеду: ломтям говядины, хрустящему хлебу, густо намазанному маслом, меду, сыру и красному вину. Здесь чувствовалась рука Ивейн!

Он был уверен, что много не съест; тем более, что ему хотелось попоститься перед вечерним ритуалом. Но Гвейр настаивал, а поскольку Камбер не мог сказать ему всей правды, то пришлось подчиниться. А Гвейр сурово стоял над ним, пока тот не съел большую часть приготовленного.

После чего ему наконец удалось отослать незваного помощника под тем предлогом, что ему пора отдохнуть, — в этом была немалая доля истины, — и еще больше часа Камбер провел в гардеробной, подготавливая все необходимое. В конце концов он растянулся на постели, применив различные магические способы для расслабления, чтобы как можно лучше отдохнуть за время недолгого сна.

Он проснулся через несколько часов, комната погружалась в закатные сумерки, а он был совершенно подготовлен. До окончания вечерней мессы Камбер пребывал в полном самоуглублении, мысленно повторяя свои предстоящие действия, Дождь, не прекращавшийся за окном, своим монотонным ритмом помогал сосредоточиться и перемещаться в сознании до самых сокровенных уровней.

Замысел Камбера не был отчаянно безрассудным, но не стоило забывать об опасности и быть небрежным. Подготавливая комнату, он еще раз сверился с манускриптом — автор настоятельно советовал действовать осмотрительно.

Главной заботой оставалась точность исполнения всех действий при том, что поддерживать переток энергии можно было лишь ценой полной концентрации сознания. Того, кто упустит какую-то тонкость в многосложном процессе, поджидают совершенно неожиданные последствия, но Камбер рассчитывал на своих детей, Райса, Келлена. Эта четверка не знала, что такое страх.

Образы близких возникли перед ним среди пламени, и Камбер позволил себе полюбоваться каждым из них: Ивейн и Райс, любимая дочь и недавно обретенный сын, безупречные, готовые на все; Джорем — не первенец, но теперь единственный оставшийся его сын, плоть от плоти его, невероятно упрямый и, может быть, оттого самый любимый; Элистер Келлен, грубоватый и порой циничный, прежде советчик, а теперь сподвижник и друг, только не слишком доверяет волшебству.

Камбер зевнул и потянулся всем телом. Блик пламени камина упал на пурпурный бархат его одежд. Удивительно, но рукопись предписывала для исполнения ритуала облачение непременно такого цвета. Забавный вид был у Гвейра, когда сегодня его просили отыскать в гардеробе прежнего короля нечто подходящее. Бархат приятно щекотал кожу, напоминал о домашнем уюте… Камбер резко поднялся, беззвучно подошел к двери и распахнул ее прежде, чем двое стоящих за ней успели постучать.

Райс и Ивейн молча вошли и направились к