Шерстяная «сказка» - Кира Страйк

Обе уже поприветствовали Андрэ и теперь деловито водили своими маленькими любопытными носами по сторонам.

- Добрый день, мистер Волт. – вежливо поздоровалась Мариэль.

Она за время путешествия успела узнать, что в Англитании месье называли мистерами. И с того момента называла наших иноземцев исключительно так.

- Добрый день, мистер Волт. – эхом повторила Иветт, копируя книксен за своей подружкой.

- А куда подевался Габриэль и остальные? – удивлённо оглядывая почти пустой загон, приподняла светлые брови мелкая. – Ушли на прогулку?

(Габриэль, если кто забыл, это козёл - вожак нашего стада.)

- Всё верно, мадемуазель Мариэль, всё верно. – ласково улыбнулся пастух.

- Так, юные дамы, все вопросы – потом. – построжилась я, - Мы-то с вами прекрасно пообедали, а вот наши мужчины совсем голодные.

Селия и Флора принялись раскладывать «быстрый стол», а я, тут же игнорируя собственное замечание, принялась тихо сочувственно расспрашивать Андрэ:

- Что, никак не складывается?

- Ума не приложу, что делать. – нахмурился муж. – Выводить загон на улицу – так мы её всю перегородим. Ломать соседние постройки – тоже не выход. Я бы уже махнул рукой и выпускал их прямо во двор… - Андрэ смешливо прищурил глаза, - Только боюсь, что ты со своею страстью к чистоте заставишь наших бедных работников бегать за каждой овцой с совком.

- Конечно заставлю. – возмущённо выпучила глаза я, но сразу и смягчилась:

- Ладно, половиной двора я готова пожертвовать. Но только если эту часть отгородить и следить за порядком.

- Куда ты!.. – внезапно за нашими спинами раздался громкий вскрик Симона – среднего сына Лесии.

Тем неожиданнее, что он с нами идти не собирался.

- Мама! – следом испуганно пискнула Мариэль.

Сердце прыгнуло, все обернулись и застыли…

В общем, оставшиеся без внимания девчонки занялись, чем на душу пришлось. Иветт меланхолично ковыряла палочкой в яслях, а Мариэль зачем-то взбрело в голову залезть на высокую перегородку отсека, где отдыхали приболевшие овцы, которых Грегор не рискнул пока брать со всеми остальными в поле.

Как она туда взобралась – непонятно, но теперь малышка, вцепившись в верхнюю перекладину и теряя равновесие, повисла на ней, рискуя в любую минуту кувыркнуться вперёд головой.

А средний одиннадцатилетний сын Лесии, как потом выяснилось, без лишних просьб пришёл сюда, чтобы помочь нам: забрать часть провизии и отнести второму пастуху на поле, где тот выгуливал стадо. Ну и первым увидел то, что прошляпили все остальные.

Пока мы, взрослые, наперегонки неслись спасать девчонку из опасного положения, Симон уже снял нашу экстремалку с ненадёжного насеста:

- Вот балбеска! Грохнешься же, а там – вилы! – с раздражённой укоризной добавил мальчишка, отряхивая ей подол.

И тут же схлопотал звонкий подзатыльник от матери.

- Простите, госпожа Корин. – нахмурив брови, виновато, как-то растерянно посмотрела на меня Лесия. – Господин Андрэ, он…

- Простите. – буркнул мальчишка. Но в глазах и голосе его сквозили и расстройство, и обида. Даже короткие волосы на светлой макушке, казалось, вздыбились ёршиком:

- Это для месье Грегора? – он, потупившись, одним носом указал на отдельную нетронутую корзинку со сдобой и молоком. – Я отнесу.

Парень порывисто подхватил ношу и быстрым шагом вышел на улицу.

- Мадемуазель Мариэль?.. – дрогнувшим голосом выговорила мадам Флора.

На лице воспитательницы кроме испуга обозначилось такое изумление, что тётку даже жалко стало. Кажется, в её голове никак не укладывалось, как её благовоспитанная подопечная в принципе могла оказаться, грубо говоря, на заборе. А чего удивляться-то? Иветт перенимала у Мариэль умение приседать в книксене, а она у подружки что-то другое. Например, вот, навыки сарайного альпинизма.

Виновница инцидента тем временем вжала голову в плечи, как озябший воробей, и переводила свои серые глазищи, полные раскаяния, слёз и страха с меня на Лесию и на выход, за которым скрылся её спаситель:

- Я… Симон не виноват. Я сейчас, можно? – Мариэль ещё раз глянула на меня, на Андрэ, коротко, как-то отчаянно выдохнула и, не дожидаясь ответа, пулей вылетела вслед за парнем.

Иветт ещё пару секунд помешкала и побежала догонять подружку. Мы с Андрэ не сговариваясь поспешили на улицу.

- Госпожа Корин, господин Андрэ, простите нас, вот я ему сейчас задам!.. – пряча в собственном гневе огорчение и неловкость за резкую оговорку сына, Лесия собралась вернуть ершистого мальчишку назад и устроить ему взбучку.

- Подождите. – я придержала разгорячённую женщину за руку. – Все всё успеем. И вы, как мудрая мать, найдёте, что сказать сыну. И мы с мадам Флорой ещё побеседуем с Мариэль. Но не сейчас, позже. Только посмотрите на них…

Вверх по улице широкими шагами шёл Симон. Наша хулиганка уже догнала его и мелко семенила рядом, смешно подпрыгивая и задирая голову вверх, пытаясь что-то сказать парнишке. А тот, глотая обиду, продолжал шагать вперёд.

Гляжу, наша не отстаёт, упорно стараясь привлечь его внимание. Вот уже и Иветт с другой стороны присоседилась к брату, тоже пытаясь что-то ему объяснить. Симон коротко повернул голову, что-то ответил. Видимо, не слишком приятное. Мариэль замедлила шаг, отстала.

В душе защемило. Неужели так и уйдёт? Но нет, через несколько метров Симон всё-таки остановился, развернулся и, эмоционально размахивая свободной рукой, вернулся к мелкой. Наверное, с минуту что-то толковал девчонке, пока та не потянула его за рукав, не заставила парня присесть и не повисла у него на шее.

Корзинка аккуратно опустилась на землю, загорелые мальчишеские руки обняли Мариэль, а я поняла, что у нашей детки появился хранитель и защитник в местном детском сообществе.

Вот и хорошо. Вот и не надо было прямо сейчас вставать между ними с праведными нотациями и вбивать клин обиды в зарождающуюся дружбу. Так ведь и вовсе можно было оставить девчонку без компании. В этой вольной деревне взрослые-то ещё не совсем обвыклись с тем, как вести себя с появившимися вдруг господами. Чего уж говорить о ребятишках, которым в жизни не довелось пока общаться с детьми более высокого сословия. Всё ещё сложится. А так… Ну вырвалось у парня заслуженное обидное слово в адрес маленькой баронессы, так не со зла же. Напротив, со страху за неё. По-человечески, простительно. Мать сама подровняет шероховатости сыновнего поведения и объяснит границы дозволенного. А Симон уже и до остальных донесёт, и в обиду не даст.