Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

– Что делать? – потребовал он ответа на манер Чернышевского, о котором, естественно, понятия не имел.

– Нету? – хмуро спросили в трубке.

– Нету. Никто не выходил.

В трубке крякнули.

– Пять минут ещё подожди.

Ёкарный честно подождал пять минут. Потом вышел из-за мусоропровода и, спустившись на пол-этажа, вызвал лифт.

Дверцы, помедлив, раздвинулись, и глазам Алика предстало нечто обидное и невероятное: на полу подъёмной клети, нелепо подогнув ноги, лежал мёртвый Никодим Апостров. Рубашка расстёгнута до пупа, а на груди вырезано такое, что Ёкарный даже прочитать сразу не смог.

* * *

– Ну, второгодник… – измывался над задержанным старший опер Мыльный. – Даже шпаргалка не помогла? Три буквы переписать правильно не смог! Позорище… Ты в школе учился вообще или как? Купил, небось, аттестат-то?

Под глазами Алексея Михайловича по-прежнему жутко чернели тени, однако настроение опера было приподнятым, праздничным. Взять и накрыть разом Бурзянцевскую группировку, да ещё и с поличным – шутка ли?

– Мамой клянусь, – отвечал ему пристёгнутый наручниками к стулу Ёкарный. – Не я, да?.. Слова такого не знаю!..

– Йоркшира не знаешь? Собачка такая породистая…

– Собачку знаю. Как пишется, не знаю.

Со стороны может показаться, будто дело запуталось окончательно. Ни в коей мере! Напротив, оно сдвинулось наконец с мёртвой точки. В отличие от предыдущих трёх жертв, Никодима Апострова было за что убивать. Мыльный чуял нутром, что все несообразности, включая букву «ё», вот-вот разберутся по местам и доставшая уже чертовщина найдёт себе простое и понятное объяснение. В глубине души он был даже благодарен убиенному авторитету за его своевременную гибель.

Несомненно, Вован Бурзянцев сам напрашивался на роль козла отпущения. Главная удача оперативников состояла в том, что телефонные переговоры бурзянцевских бойцов (только не спрашивайте, каким образом) были распечатаны и подшиты к делу.

Вот об этом-то я предупреждал вас, дорогой читатель, именно против этого предостерегал. Осторожнее с отпечатками, оттисками и прочими уликами. Да и с заимствованиями тоже. Видите, до чего может довести постмодернизм?

Вдобавок, к своему несчастью, Алик Ёкарный при виде трупа настолько оторопел, что дал волю эмоциям, поэтому отшифровка его короткой тирады состояла в основном из НЦВ, а единственная смысловая конструкция смотрелась так: «Замочили уже…» И поди пойми, что произошло: сам ли Алик замочил Апострова, или же кто-то другой успел это сделать до него?

Хуже чем с «чёрными ящиками», честное слово!

Все сообщники как один признавались в преступном умысле, однако сам факт преступления отрицали. Кстати, Мыльный готов был им поверить. Как ни странно, в этом его поддерживал и полковник Непадло. Раньше, если помните, он спал и видел, как бы спихнуть дело в ФСБ, теперь же неистово требовал голову убийцы. Причём настоящего убийцы, а не кого попало. Безвременная смерть друга детства потрясла Германа Григорьевича. Такого, знаете, не прощают.

Пусть даже судьба распорядилась так, что твой одноклассник стал криминальным авторитетом, а сам ты полковником милиции, разве это помеха для старой дружбы? Разумеется, Никодима так или иначе устранили бы – слишком уж много было желающих, но одно дело желать и совсем другое – осуществить желаемое.

Речь его сызмальства правильностью не отличалась. «Йога» он вполне был способен написать и через «ё». Однако, насколько известно, Алик Ахундов рассеянностью никогда не страдал. Иметь на руках бумажку со словом «йог» – и вырезать на груди жертвы слово «йоркшир»? Да не могло такого случиться! Во всяком случае, с Ёкарным.

В довесок: любознательного бычару с цепкой на шее повязали в момент получения им консультации от гражданина Пёдикова Петра Семёновича. Так вот, в списке трудных случаев правописания, изъятом при задержании, присутствовало слово «йог», а слово «йоркшир» отсутствовало. Если же вспомнить визит бычары в Дом литераторов, то становится сомнительной и причастность Бурзянцевской группировки к первым трём убийствам. Сам задержанный божился, будто узнал о гибели секретаря только от Овсяночкина и Пушкова.

– Значит, говоришь, камеры слежения были ещё до вас отключены? – продолжал Мыльный.

– До нас… – истово подтвердил Ёкарный.

– И консьержа не было?

– Не было, да?.. Сам проходил – видел. Не было…

Убийство на глазах превращалось из абсурдистского в натуралистическое. Имело прямой смысл тряхнуть охрану, консьержа и шофёра. А потом и племянника, являвшегося прямым наследником Никодима Апострова.

Наследник.

Конечно же наследник – больше некому!

* * *

Уже на следующий день племянничек со всеми его присными был взят, допрошен и поставлен перед необходимостью явки с повинной.

Однако неисповедимы пути Господни.

Велено было срочно явиться к начальству. Сердито бормоча, старший оперуполномоченный взбежал по лестнице и, переступив порог кабинета, уразумел всё с первого взгляда. Захотелось взять табельное оружие – и либо застрелиться, либо кое-кого застрелить.

Вид у Германа Григорьевича был смущённый и расстроенный. А со стула навстречу Мыльному поднялся рослый мужчина в строгом костюме. Широкие плечи, внешность… Внешность его можно было бы назвать неброской, если бы не особые приметы ручной работы на скуле и на переносице.

– Передаём дело… – досадливо покашляв, известил полковник Непадло.

«НЦВ, – подумалось Мыльному. – НЦВ-НЦВ-НЦВ…»

– А с чего это вдруг? – угрюмо спросил он.

Герман Григорьевич скривился. Лицо же контрразведчика осталось непроницаемым. И попробовало бы оно повести себя иначе! Кажется, это первое, чему их там учат: делать морду ящиком. Даже и виду не подал, поганец, что именно с Мыльным они летом прошлого года мерились в ресторане сначала удостоверениями, а потом и физическими данными.

– Угроза национальной безопасности, – веско изрёк он.

А это у них, надо понимать, упражнение номер два: о чём бы ни спросили – ни слова правды в ответ. Идёшь из бани – соври, что из библиотеки. Идёшь из библиотеки – соври, что из бани. Конспирация…

Ну вот на кой ляд им это дело? Это ж тебе не шпионов ловить! Тут агентура нужна в уголовной среде, а откуда у них агентура? Голова нужна на плечах, а откуда у них голова? Они там со своими прямыми-то обязанностями справиться не могут! «Угроза национальной безопасности…» Да случая ещё не было, чтобы контрразведка сумела помешать государственному перевороту! А те недоумки, что утверждают, будто она все эти перевороты и учинила, пусть объяснят, почему каждый раз после смены власти первым делом её разгоняют к лешему! Подходишь к винному магазинчику, а там, глядишь, отирается в стеклянном тамбуре бывший капитан-гэбэшник в обтёрханной куртейке. Когда-то вербовать тебя пытался во имя Родины, а теперь вот на бутылку сшибает…

Примерно так мыслил старший оперуполномоченный Мыльный, передавая материалы сотруднику ФСБ.

Потом разругался с полковником Непадло и, покинув здание, остановился перевести дух. Застрелиться из табельного оружия – глупость, подать рапорт