Диссидент-4: Да не судимы будете - Игорь Черемис

— Оценил, в том-то и дело, — всё также грустно сказал Сава. — Вот только он хочет её отложить на будущий год, а в этом активнее продвигать «Сказку».

— Почему? — вырвалось у меня, но я и сам понял мотивы Дутковского.

Сейчас было очень неспешное время, особенно в случае с Советским Союзом и его эстрадой. Тут не было цели выпустить хит «первее всех», собрать сливки продаж и почивать на лаврах. У всякого рода ансамблей и так всё было хорошо — они постоянно давали концерты на огромные аудитории, их приглашали на телевидение, пусть чаще — в какие-то региональные студии. Главной же и иногда недостижимой целью было попасть в здешний хит-парад, то есть в телевизионный конкурс «Песня года». Этот конкурс стартовал всего год назад, но уже дал шанс огромному числу коллективов засветиться перед всей страной; «Смеричка» в декабре попала в финал со своей «Червоной рутой» и собиралась повторить успех. «Сказка» для этого вполне подходила — первые выступления с ней показали, что слушатели принимают эту песню с большим воодушевлением, не слишком обращая внимания на кондовый украинский перевод.

Но Дутковский явно смотрел в будущее. Ему хотелось постоянного успеха, растянутого на годы, а не разовой акции. К тому же Ротару уже подгребла «Червону Руту» под себя — короткометражный фильм вышел на телевидении как раз в то время, когда я уезжал из Сум, а муж певицы Анатолий Евдокименко тогда же начал собирать документы для организации нового вокально-инструментального ансамбля. Дутковский чувствовал, что главный хит буквально ускользает и судорожно искал новый материал, так что Сава пришелся ему ко двору.

Но и расходовать неожиданные подарки судьбы за раз Дутковский не собирался. В этом году он нацелился на «Песню года» со «Сказкой» — шансы были очень высокими, так что его надежда могла и сбыться. Потенциал «Травы у дома» он тоже наверняка разглядел очень хорошо, но решил отложить этот хит на следующий год и выпустить, например, под День космонавтики. В принципе, ход был разумный, но он шел вразрез с тем графиком, который я придумал для Савы.

У Савы в загашнике лежали ещё несколько песенок, которые он должен был отдать Дутковскому до конца этого года — «Белые розы», «Не волнуйтесь, тётя», «Три белых коня» и «Я готов целовать песок». За литование этих песен я не переживал — в «Розах» вообще не было ничего идеологически вредного, а «Тётя» вполне могла стать шуточной, особенно если в «Смеричке» и её переведут на украинский. Ну а «Три белых коня» должна была сойти за новогоднюю песню, как было и в моем будущем.

Эти песни я выбрал лишь потому, что хорошо помнил историю их появления на свет. Сомнения были только с «Конями», которые могли лежать у композитора Евгения Крылатова где-нибудь в загашнике — но я решил рискнуть. Ещё про «Песок» вроде говорили, что она родом из дворовых песен 1960-х, но в этом случае просто подтверждалась легенда об «аранжировке народных песен».

Остальные песни из списка, с которыми Сава должен был стать великим сочинителем Советского Союза семидесятых, пока оставались у меня в голове, но я примерно представлял, в каком порядке и когда Сава будет отдавать их Дутковскому. Правда, если худрук «Смерички» начнет выдавать полученные песни раз в год, на свой собственный альбом Сава наработает в лучшем случае лет через десять, а это меня не устраивало. То есть, кажется, я категорически промахнулся с выбором коллектива для слива своих воспоминаний о будущих хитах, и мне надо думать снова, причем о какой-нибудь московской команде, а потом перетаскивать Саву в столицу нашей родины. Не слишком приятные хлопоты, но если я хочу продолжить своё прогрессорство, придется заниматься и этим тоже.

Впрочем, я до сих пор толком не убедил себя, что поступил правильно, воруя песни из будущего, поскольку это до степени смешения было похоже на плагиат. Из Сум многое выглядело иначе — как безвозмездная помощь школьному приятелю моего тела, как блестящая операция по внедрению своего агента в музыкальную тусовку… Но после возвращения я оказался погружен совсем в другие дела, по сравнению с которыми вся эта возня выглядела слишком несерьезно. Правда, и бросать Саву на полдороге мне не хотелось — ведь мы в ответе за тех, кого приручили.

* * *

В принципе, примерно это Сава мне и изложил — Дутковский не скрывал от него своих планах по долговременному закреплению на музыкальной сцене.

— Честно говоря, не знаю, что и делать… — сказал он, закончив рассказ. — То ли как-то договариваться с Левко, то ли всё же подумать над предложением москвичей.

Я сделал зарубку, чтобы позже узнать, почему Сава назвал Дутковского именно Левко, хотя раньше он был для него исключительно Львом Тарасовичем, но пока сосредоточился на более интересной информации.

— Что за москвичи? — спросил я.

— Да тут был у нас один паренек, играет в рок-группе в Москве… он после концерта зашел к нам за кулисы, пообщался, узнал, что «Сказку» я притащил, потом подошел и прямо спросил — есть ещё материал. Ну я честно ответил, что кое-что имеется, он попросил наиграть, я ему «Песок» сбацал, он прямо в восторг пришел. Спросил, нельзя ли её купить, я прикинул, что у Левко нескоро очередь до неё дойдет, ну и согласился. И знаешь, он мне сразу пять сотен дал!! Прямо тут же, наликом, даже расписку не попросил!

Сава говорил горячо, словно боясь, что я начну его осуждать, требовать расторгнуть сделку и вернуть деньги, чего ему явно делать не хотелось. Для провинциального музыканта, недавно игравшего в любительской группе на сцене дома культуры в Сумах, пятьсот рублей были той сумой, за которую он готов на многое. Но мне на это было пофиг — продал и продал, в конце концов, не первородство же за чечевичную похлебку. А деньги… я вспомнил фразу из «Двенадцати стульев»: «Взалкал отец Федор, захотелось ему богатства». Сава, похоже, тоже оценил возможность обогащения с минимумом затрат.

— Какой щедрый товарищ, — усмехнулся я. — А что за группа-то, в которой он играет?

— Я не спросил, — виновато ответил Сава. — Его Юрий зовут, он телефон оставил, если я надумаю.

— Если надумаешь что? — уточнил я.

— А я не сказал? — он как-то нервно хмыкнул. — Он