Скопа Московская - Борис Владимирович Сапожников

— Здесь, значит, зубы обломал, — усмехнулся я, — а пасть всё равно разевает.

— Кабы я на Москве воеводой стоят, так не опасался бы, — перегнулся ко мне через стол Шеин. Мы были одни в воеводской избе, и вряд ли кто мог нас подслушать, но всё равно он понизил голос. — К Жигимонту сюда, под Смоленск, ездили из Москвы посланники, говорят, предлагали вместо царя Василия на престол посадить королевича Владислава, Жигимонтова сына. Так что ежели король на Москву пойдёт, она не простоит так же долго, как Смоленск, крамолы и измены внутри стен её слишком много.

В этом я был уверен не меньше Шеина. Помогала и память прежнего Скопина, к которой в последнее время обращался всё реже, но нет-нет да и выскакивало оттуда что-нибудь. Да и общие знания по истории родной страны тоже. Не так уж плохо учился я в школе, чтобы не помнить историю с призванием на престол королевича Владислава, как и Семибоярщину, которую часто любили поминать в девяностые, правда изменив на Семибанкирщину.

— Потому и говорил я тебе, Миша, — мрачно произнёс Шеин, — нельзя нам с ляхами договариваться. Бить их надо!

— Здесь не побьём, — в тон ему ответил я. — Нечем мне на них наступать, только выйдем из-за стен, гусары налетят и сам знаешь что будет. А рассчитывать на то, что у Жигимонта деньги кончатся, нечего. Кто ж знает, когда они кончатся? Мне тоже платить надо — и свеям, и немцам, что теперь учат солдат нового строя. Пока они готовы воевать за ту долю, что получили с осадных станов, но надолго их не хватит. А как взбунтуются, так запросто могут и к ляхам перейти. Свейский генерал Делагарди мне прямо говорит, что ждёт письма от короля, где ему будет велено идти силой забирать царём Василием обещанные земли, да и ещё сверх того, что он взять сможет.

— Упавшего растопчи, — одним махом допив квас, выдал Шеин, — так это у них принято. Зря со свеями связались, враги они нам, такие же как и ляхи.

— Крымцы тоже враги, — пожал плечами я, — а под Серпуховом сидят сейчас по приглашению царскому. Жизнь штука такая. Сегодня дружим против одних, завтра против других, а на третий раз они вместе против нас. Политика одним словом.

— И что делать будешь, как замиришься с Жигимонтом? — спросил у меня напоследок Шеин.

— На Москву двинусь скорым маршем со всем войском, — ответил я. — Сам себе сеущиком буду.

— Верно мыслишь, Миша, — одобрил Шеин. — Ежели что сумеешь перехватить ляхов, как они от Калуги полезут.

— А полезут ли? — усомнился я.

— Ежели промеж себя сговорятся, то полезут, — уверенно заявил Шеин. — Жигимонту большая победа нужна, чтоб от нашей армии ничего не осталось, как после Болхова. Вот тогда-то, прости уж, Миша, но полетит царь Василий с трона. Но и нам та победа потребна, потому что без большой битвы ляхи не уберутся к себе. Надобно тебе их разбить наголову.

— Сказать легко, Михаил Борисыч, — усмехнулся я. — При Клушине их меньше нашего было, да едва отбились. А тут ежели к ним из Калуги Сапега придёт, да ещё они с казаками Заруцкого сговорятся, нам совсем тяжко придётся.

— Отбиться тебе надо, Миша, — снова наклонился ко мне Шеин, — да не просто отбиться, разбить Жигимонта, чтоб к себе уполз раны зализывать да сыну своему заповедовал и не глядеть в нашу сторону. Вот тебе моё слово.

Будто без него не знаю. Но ничего говорить не стал, ещё обидится. Шеин и без того не в восторге от переговоров, к чему его ещё сильнее раздражать. Вот только не видел я сейчас возможности разбить ляхов так, чтобы убрались они не только из-под Смоленска, но вообще из пределов моей Родины. Придётся снова рисковать в полевом сражении, которого так хотят Жигимонт и Жолкевский, вот только теперь я сделаю всё, чтобы оно прошло на моих условиях. Осталось только выбрать время и место. А пока пусть будут переговоры.

Сами переговоры не затянулись. Шеин из Смоленска так и не вышел, как, собственно, и король Сигизмунд из своего осадного стана. Проходили переговоры в опустевших лагерях Вейера, куда не вернулись потрёпанные в сражении немецкие части. Пушки оттуда утащили ещё в самый первый день после битвы. Посреди осадного стана разбили здоровенный шатёр, скорее всего, принадлежавший Льву Сапеге, ведь именно он вёл переговоры с ляшской стороны. Жолкевского тоже не было, как и остальных офицеров, они остались при войсках. Я же привёл с собой только Делагарди. Конечно, я не считаю дьяков и польских чинуш, которые записывали каждое наше слово, готовя документы для будущего подписания. Однако самое важное решалось всё же именно словами. До бумаг дело вполне может и не дойти.

Первым делом условились говорить по-немецки — этот язык понимали и я с Делагарди, и Лев Сапега. Так что общение сразу пошло легче, без толмачей, которых отпустили, и шатре сразу стало свободней.

— На каких условиях вы предлагаете нам провести обмен пленными? — первым делом поинтересовался Сапега.

Верная тактика. Начать с вопроса, который легко урегулировать, а после переходить уже к более сложным.

— Всех дворян, взятых вами в полон при нападении на королевский стан, Жигимонт велел повесить, — ответил я, — но у вас остались двое воевод, верно?

— Они сидят под замком и ждут решения его величества, — кивнул Сапега.

— Я готов обменять их на Якуба Потоцкого, — высказался я.

— А что с теми, кто был захвачен вами ранее? — осторожно поинтересовался Сапега. — Его величество интересуется судьбой своих офицеров, таких как Александр Зборовский, Миколай Струсь и Мартин Казановский.

— Воеводу Казановского мы погребли вместе с остальными убитыми под Клушиным, — честно ответил я. — Что же до остальных, оба уже в Москве, и об судьба будет решена по окончании войны, когда, уверен, пройдёт общий обмен пленными.

— Весьма прискорбно, — непонятно к чему прокомментировал Сапега. — Однако менять одного Потоцкого на двух ваших воевод было бы несколько неразумно.

— Я готов добавить к нему всех пленных гусар, захваченных вместе с Потоцким, — заявил я. — Это добавит веса моему предложению?

Делагарди, рассчитывавший получить за гусар-товарищей хороший выкуп, глянул на меня неодобрительно, однако вмешиваться не стал.

— Я думаю этого будет достаточно, — кивнул Сапега.

Мы замолчали. Пришло время перейти к более сложным вопросам и никто не хотел начинать говорить о них.

— Что намерен предпринять король? — задал я наконец интересующий нас вопрос, постаравшись сформулировать его максимально корректно.

Сейчас никакая осторожность лишней не будет. Каким