"Фантастика 2025-97". Компиляция. Книги 1-20 - Владимир Георгиевич Босин

— Это я тебе комплимент делаю, глупышка! — хмм… Заявление «леденца», мягко говоря, меня озадачило.

Дальше было еще интереснее. Талию мою отпустили, свет включился, правда тоже не яркий, а вполне себе такой интимно-приглушенный, перед моими глазами появилась плитка молочного шоколада и нечто напоминающее повядший фикус.

— Что это? — воззрилась на это безобразие я.

— Конфеты! — с гордостью ответил муж, вкладывая в мою руку шоколад, — цветы! — и он попытался всучить мне сухостой, сомнительного происхождения.

— Дарин, ты, что с ума сошел? — зашипела я, одергивая руку, — что на тебя нашло?

— Ухаживаю, как ты этого и хотела! — логика у эленмарцев железная, скажу я вам! Ухаживает он в час ночи! — Аленька, ну ты же сама хотела комплиментов, конфет и цветов!

И тут в моей памяти всплыл разговор за ужином, где вмешалась моя чисто женская вредность на почве неудовлетворенности из-за не отданного мужем супружеского долга, где я, как раз, о чем-то подобном упоминала. Речь шла об ухаживаниях. И, кажется, «леденец» воспринял мой справедливый, кстати, упрек на свой счет и решил все исправить до нашей первой брачной ночи. Ну, хорошо, конечно. Похвально. Замечательно, что у меня такой чуткий супруг. И это было бы поистине упоительно и романтично, если бы не было так смешно. Держа в руке шоколад, я присела на корточки, потому что стоять больше не могла. Меня просто душил истерический хохот, который прорывался из меня в виде всхлипов и стонов.

— Алечка, птенчик мой! — засуетился муж, по прежнему сжимая в руке завядший фикус, — тебе плохо? Где болит?

Глядя на этого эленмарского романтика, мне стало еще смешнее, но показать мужу свое веселье было неудобно. Он ведь старался и хотел, как лучше, внимая моим упрекам. Закрыв лицо руками, я пыталась успокоиться и стать серьезной, как того требовала ситуация, но… Трясясь всем телом, издавала всхлипы и хрюканье.

— Алечка, ты плачешь? — Дарин присел рядом и попытался отнять руки от моего лица, — что мне для тебя сделать?

Господи, ну почему он такой замечательный и в то же время такой смешной, с точки зрения обычной, среднестатистической землянки? Поглубже вздохнув и сразу выдохнув, я все же ему ответила:

— Раздевайся, Дарин!

— Что? — опешил муж. Мой, между прочим, законный.

— Раздевайся! А то я брачной ночи и супружеского долга век не дождусь! В конце концов матриархат у нас! — да! Я была очень убедительна, осталось еще убедить мужа ну в этой, в своей убедительности.

Смысл сказанных слов никак не хотел доходить до Дарина. Он внимательно смотрел на меня, я тонула в бирюзовой глубине с золотыми искрами, но вот реакции на мои реплики не было. Мы, по прежнему одетые, сжимали в руках каждый свое: я — подаренную шоколадку, а муж мой — злополучный фикус. С этим срочно нужно что-то делать. Так продолжаться не может.

— Значит ты не плакала, — заявил «леденец». Конечно же, я в ответ отрицательно покачала головой, — смеялась? — пришлось утвердительно покивать. А поникшая флора, она же — символ нашей любви, по прежнему была сжата в сильных, мужественных руках супруга, вызывая во мне почти неконтролируемые приступы веселья.

— Дарин, — тихонечко позвала я.

— Аля, ты смеялась надо мной? — вдруг спросил мой эльф, оказываясь рядом.

И я бы даже ответила, не упрись мне в грудь растительный символ наших отношений, вырывая из меня непроизвольный смешок одним своим видом. Элвэ поджал губы. Обиделся.

— Дарин… — да, это был практически стон. Бесцеремонно забрав у мужа цветок, отложила его на столик. Туда же отправилась шоколадка. Вся серьезность момента теряется, стоит лишь мне вспомнить его решительный романтический настрой с вялым стеблем наперевес.

— Значит надо мной… — сделал свои выводы муж, отворачиваясь от меня. Вот сейчас и мне стало обидно. Я, конечно, была виновата, в том, что не смогла сдержать своих эмоций, но кто бы на моем месте смог?

— Значит раздеваться не будешь? — это была последняя попытка привлечь внимание собственного супруга.

— Не вижу смысла! — получила ответ. Собственно, а что хотела-то? Я бы тоже обиделась, если бы над моими благородными порывами посмеялись, но виной тому расовые особенности и разные менталитеты. Понимать же надо.

Ладно, что там делают, когда гора к кому-то не идет? Лезут в гору? Вот мне именно это и предстояло.

— А я вижу! — заявила, сверля гневным взглядом спину мужа, — лично я спать одетой не собираюсь!

— Ты хочешь остаться здесь? — хмм… это вот сейчас что было? Да я при всем желании сегодня к себе вернуться не могу. Занято там. За-ня-то! А если и было бы свободно все равно не ушла бы отсюда. Терпи «леденец».

— А ты предлагаешь мне топать ночью через всю Академию, только потому, что обиделся? — выпалила я, хватаясь за потайную застежку платья. Пара легких движений и невесомая ткань падает к ногам, оставляя меня в одном кружевном безобразии.

Упс… Кажется смелость свою я явно переоценила. Как только последние шелковые лепестки импровизированной брони упали на пол, сразу такой беззащитной себя почувствовала! Срочно захотелось поднять платье и стыдливо прикрыться, тем более муж по прежнему стоял ко мне спиной. Да, Верник, из тебя та еще соблазнительница! Ты просто нимфа… гетера… или кто там еще в истории совершал подобное профессионально?

Чувствовала себя глупо… Да, что там говорить — форменной идиоткой. Вырядилась и стою тут, симафорю выступающими из под кружева прелестями, которые, если разобраться, никому и не нужны. В общем, обида породила раздражение, раздражение — злость и я пошла к кровати, с твердым намерением забраться под одеяло и хотя бы выспаться, раз ничего другого мне не светит.

— Аля, я… — в тот самый момент, когда, откровенно сверкая кружевным безобразием на филейной части, я наклонилась откинуть одеяло, мужу приспичило мне о чем-то поведать и он соизволил повернуться. Картина маслом — труженица эротического фронта расстилает постель. Дарин завис, подавившись собственными словами, и громко сглотнул. Муж попросту лишился дара речи, но следил за каждым моим движением.

— Что? — нахмурилась я, потянув на себя спасительный кроватный покров.

— Аля… — выдохнул обиженный муж. Золотые искры молниями сверкнули в бирюзе и он бросился ко мне.

А, вообще, страшно, когда внезапно… Особенно, если ты голая и практически беззащитная. Я взвизгнула, в тщетной попытке удрать, но была поймана и прижата к каменной груди, по прежнему затянутой в форменную куртку. Сердце колотилось, как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть наружу. Или это не мое сердце так сильно билось. В любом случае, оба органа находились настолько близко, что их удары звучали в унисон.

— Птенчик… — выдохнул