Художник из 50х - Сим Симович

Сделать так, чтобы люди поверили в этот проект, захотели его осуществить. Техники расскажут о возможностях, экономисты подсчитают затраты, а вы покажете мечту.

Гоги допил кофе и поставил чашку на блюдце.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я согласен. Попробую нарисовать города будущего.

— Отлично! — обрадовался Крид. — Тогда с завтрашнего дня переключайтесь на этот проект. Всё остальное отходит на второй план.

— А материалы? Референсы? Техническое задание?

— Всё будет. Анна Фёдоровна передаст вам папку с материалами — архитектурные журналы, фотографии зарубежных городов, технические характеристики ТЭНов. Плюс консультации специалистов по любым вопросам.

Крид встал, давая понять, что встреча окончена.

— Георгий Валерьевич, вы понимаете важность момента? Ваши рисунки могут определить развитие страны на десятилетия вперёд.

— Понимаю, — кивнул Гоги. — Постараюсь не подвести.

— Не подведёте. У вас есть главное — умение видеть красоту в практичном и практичность в красивом.

Выходя из кабинета, Гоги ещё раз подумал о странной игре в сенет. Крид играл слишком хорошо для человека, который якобы научился этой игре во время командировки в Каир. Скорее всего, он знал её давно и основательно.

Но это было не самое важное. Важнее было то, что ему предстояло рисовать города будущего для показа самому Сталину. Ответственность колоссальная, но и возможности безграничные.

За месяц создать десяток концепций городов, работающих на термоядерной энергии. Показать, как может выглядеть будущее СССР, когда технологии позволят строить современные мегаполисы в любой точке огромной страны.

Это был вызов, но Гоги чувствовал в себе силы его принять. В конце концов, он уже не первый раз брался за работу, которая могла изменить судьбы людей. И до сих пор справлялся.

Выходя из здания на Лубянке, Гоги решил пройтись пешком — голова была забита мыслями о городах будущего, и свежий воздух мог помочь привести их в порядок. День был солнечный и тёплый, по улицам неспешно прогуливались москвичи, наслаждаясь летним вечером.

Свернув на Кузнецкий мост, он неожиданно увидел знакомую фигуру у витрины книжного магазина. Аня стояла, склонившись над раскрытой книгой, и её берет слегка сдвинулся набок от сосредоточенного чтения.

— Аня! — окликнул он её, подходя ближе.

Она подняла голову, и лицо её озарила улыбка.

— Георгий Валерьевич! Какая приятная встреча! Я как раз думала о вас на днях.

— О чём думали? — поинтересовался он, заглядывая в открытую книгу. Это оказался сборник стихов Пастернака.

— О нашем разговоре про поэзию. Вот, хотела купить Пастернака, но никак не могу выбрать между «Сестрой моей жизнью» и «Вторым рождением».

Гоги взял в руки один из томиков, полистал.

— «Сестра моя жизнь» более ранняя, там больше революционной романтики. А «Второе рождение» — это уже зрелый поэт, философски мыслящий.

— А что бы вы посоветовали?

— Берите оба, — улыбнулся он. — Пастернак того стоит.

— Легко сказать, — засмеялась Аня. — У студентки не такой уж большой бюджет на книги.

— Тогда начните с «Сестры моей жизни». Это классика, которую должен знать каждый образованный человек.

Они прошли в магазин, и Аня купила сборник. Выйдя на улицу, она предложила:

— А не прогуляемся? Вечер такой чудесный, а мне не хочется сидеть дома над конспектами.

— С удовольствием, — согласился Гоги.

Они направились в сторону Тверского бульвара, не торопясь, наслаждаясь летним вечером. Аня рассказывала о своей учёбе — недавно сдала экзамен по теоретической механике, теперь предстояла летняя практика в обсерватории.

— Представляете, — делилась она, — ночи напролёт наблюдать за звёздами через настоящий телескоп! Правда, говорят, романтика быстро проходит, когда приходится записывать координаты до рассвета.

— А разве не интересно? — спросил Гоги. — Изучать то, что так далеко от нас?

— Очень интересно! Но знаете, что меня больше всего поражает? Когда смотришь на звезду в телескоп, понимаешь, что видишь её такой, какой она была много лет назад. Свет шёл к нам так долго…

— Получается, мы смотрим в прошлое, — задумчиво сказал Гоги.

— Именно! А ведь возможно, той звезды уже и нет, но мы этого не знаем. Время в космосе течёт совсем по-другому.

Они присели на скамейку в тени старых лип. Аня достала из сумки купленную книгу и открыла на случайной странице.

— Послушайте, — сказала она и прочитала: «Определение поэзии. Это — круто налившийся свист, это — щёлканье сдавленных льдинок, это — ночь, леденящая лист, это — двух соловьёв поединок».

— Красиво, — кивнул Гоги. — У Пастернака есть особый дар — описывать обычные вещи так, что они звучат как музыка.

— А вы пробовали писать стихи? — неожиданно спросила Аня.

— В молодости пробовал, — признался он. — Но быстро понял, что это не моё. Лучше рисую, чем сочиняю.

— А жаль. Художник, который понимает поэзию, мог бы писать удивительные стихи о красках и формах.

Мимо прошла молодая мама с коляской. Ребёнок в коляске тянул ручки к голубям, которые важно расхаживали по аллее.

— Смотрите, как он радуется, — улыбнулась Аня. — Для него весь мир — открытие.

— Наверное, мы тоже когда-то так смотрели на мир, — сказал Гоги. — Интересно, в какой момент перестаём удивляться простым вещам?

— Когда начинаем думать о серьёзном. О работе, о деньгах, о планах на будущее.

— А может, наоборот — когда перестаём думать о по-настоящему серьёзном? О красоте, о смысле, о том, что действительно важно?

Аня посмотрела на него внимательно.

— Вы изменились с нашей первой встречи. Стали… не знаю, как выразить мысль…

— Интригующе.

— Тогда вы казались человеком, который ищет себя. А сейчас — будто нашли своё место в жизни.

Гоги задумался. Действительно, последние недели принесли ему ощущение стабильности, уверенности в завтрашнем дне.

— Возможно, дело в работе, — сказал он. — Когда занимаешься тем, что имеет смысл, жизнь как-то налаживается сама собой.

— А что вы сейчас делаете на работе? В прошлый раз говорили про плакаты по безопасности.

— Теперь задачи стали интереснее, — уклончиво ответил он. — Архитектурные проекты, городское планирование. Приходится думать о том, как будут жить люди в будущем.

— Как интересно! — оживилась Аня. — А я вот смотрю на звёзды и думаю о том, как устроен мир. Получается, мы оба занимаемся будущим — вы земным, я космическим.

Солнце клонилось к закату, и бульвар постепенно погружался в приятные сумерки. Включились фонари, и всё вокруг приобрело