Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

– Любое сердце должно разбиться, когда голодают дети, – сказала Шипящая-Кошка, – но временами именно туда ведет узор. – Она протянула руки к костям, которые лежали рядом с ней. Огонь костра играл на поверхности кости, заполняя тенями трещины и начертанные на ней руны. – Ты не дал честного ответа на мой предыдущий вопрос, – наконец сказала она. – Почему ты хочешь учиться?

– Потому что я увидел жестокость империи и хочу с ней бороться, – сказал я и наклонился вперед, позволив надежде снова загореться в груди.

Снова застучали черепа, вплетенные в ее волосы.

– Нет. Ты искал магию и раньше – ты сам говорил. Ответь мне честно.

Во рту у меня пересохло. Как на имперских экзаменах, мой ответ на ее вопрос мог либо открыть дверь, либо навеки ее захлопнуть.

– Моя бабушка поставила на моей руке метку, – сказал я. – Я считаю, что мой долг…

– Никто и никогда не искал магию из чувства долга, – перебила меня Шипящая-Кошка. – Последний шанс, мальчик.

Она хотела знать правду. Но будет ли этого достаточно?

– Когда я был ребенком, я почувствовал след магии моей бабушки, – сказал я. – Она показалась мне истинной и имеющей смысл, чего я никогда не мог сказать об уроках моего наставника. Всю жизнь мой путь определяли другие. Я хочу найти собственную дорогу в мире, по своим причинам, основанным на моем понимании узора. И первый, истинный шаг состоит в том, чтобы изучать магию в том виде, в каком я впервые ее коснулся. Магию без канона и договора.

Она долго смотрела на меня, и я почувствовал, как к горлу начинает подступать тошнота в предчувствии отказа.

– Договор, запрещающий мне обучать тебя магии, важнее договоров, которые ты несешь, – сказала Шипящая-Кошка, – но я могу учить узору – миру, какой он есть, который ты так долго хотел понять. И когда это произойдет, я могу показать тебе то, что сделала твоя бабушка, когда вернула целостность, восстановила узор, каким он должен был быть, и уничтожила заклинания твоих врагов. Кто знает? Если ты так умен, как утверждаешь, быть может, при моей незначительной помощи, которую мне по силам тебе предложить, ты получишь собственную древнюю магию.

Я осмысливал ее слова, не в силах поверить.

Она будет меня учить. Здесь я смогу найти ответы на вопросы, которые мучили меня с самого детства. На меня нахлынуло облегчение, которое сменилось возбуждением, быстрым, обжигающим и дарящим энергию, точно молния.

– Я голодна, – пробормотала она. – В доме есть копченая рыба. Мы можем начать после того, как я поем.

Она швырнула лопатку, которая ударилась в темноте о стену и разлетелась на части.

Глава 26. Узор мира

– Нет, идиот, – прорычала Шипящая-Кошка. – Не пытайся ничего делать. Просто почувствуй, как узор меняется, а потом записывает себя вокруг пламени.

Я стоял на коленях, подобрав под себя ноги, рядом с ее костром, мои глаза были завязаны тряпкой, от которой воняло плесенью, руки лежали на коленях. Первый холод осени пролетел по пещере, и у меня появилась гусиная кожа на тыльной стороне рук и шее. Я на некоторое время сосредоточился на этом ощущении, пока боль в коленях и затекшие плечи перестали казаться чем-то отдельным от меня и стали ядром моего существа.

Холод – и жар, что омывал мои грудь и бедра, – находились вне меня. Ощущение было тенью реальности, отброшенной на стену моего сознания. Лихорадка и холод, судороги и тяжесть, которые я чувствовал как последствия магии, также стали тенями. Первый шаг в постижении узора, сказала Шипящая-Кошка, заключается в том, чтобы воспринять различие между собой и другим, рассматривать другого в его собственной реальности.

– Ты чувствуешь, как оно горит, хотя и не должно? – спросила она. – Как не поглощается топливо, однако возникает тепло?

Ее голос был приглушенным, словно шел издалека. Я сам себе казался сферой, твердой и гладкой, как нефрит, а вокруг в бесконечном, ошеломляющем танце вращались мириады вещей. Я прикасался к ним с таким чувством, с каким прикасался к стенам канона, и ощущал узор, как в те времена, когда был ребенком, до того, как на мне появились метки ведьмы.

В узоре рядом со мной находилась другая воля, подобная железному клину, торчавшему откуда-то сверху, из какого-то невидимого места, и двигавшемуся вдоль потока танца.

– Я чувствую, – сказал я.

– Хорошо, – ответила Шипящая-Кошка, и ее голос показался мне вторжением извне. – А теперь погаси пламя.

Я нажал на клин, но он оказался прочным, как стены канона.

– Пройди сквозь него, точно шип, – подсказала мне Шипящая-Кошка. – Почувствуй мир, каким он хочет быть. Объедини свою волю с узором.

Я сделал глубокий вдох и еще сильнее открыл себя. Объедини свою волю с узором… объедини свою волю с миром, каким он был и каким он будет.

Но было и то, что я хотел, но не мог получить никогда. Я хотел оказаться в Пустыне Батир, на носу парусника Катиза, сражаться с империей рядом с Атар. Хотел находиться в саду Голоса Золотого-Зяблика, выпивать и играть в Камни с единственным другом моей юности. Однако я видел лишь разрушенные обелиски и кровь Иволги на земле.

– Достаточно! – рявкнула Шипящая-Кошка. Клин исчез из узора, и она сорвала повязку с моих глаз. – Бесполезный глупец.

Я открыл рот, чтобы объяснить, но она махнула рукой, заставив меня молчать.

– Я закончила на сегодня, а ты – нет. Все наставники, которые у тебя были, дали тебе только ограниченный, узкий взгляд на то, что возможно. Пока ты не научишься видеть дальше, ты никогда не сможешь понять устройство мира во всей его полноте. Продолжай первое упражнение до тех пор, пока не начнешь видеть узор с открытыми глазами, когда тебе в ухо кричит обезьяна. А я буду делать то, чем занималась бы, если бы проклятый пес не привел тебя сюда.

Я понимал, что это наживка, но все равно клюнул.

– И чем же? – спросил я.

– Пойду спать.

И она закрыла за собой дверь дома.

Я проглотил разочарование, закрыл глаза и попытался открыть себя, повторяя дыхательные упражнения первого урока Шипящей-Кошки. В двенадцать лет меня вело нечто чуть большее, чем инстинкт. Тогда было легко представить, что я могу изменить себя и мир при помощи мысли и силой воли. Возраст и опыт научили, что это невозможно, к тому же связали мой разум жесткостью договора и канона.

После стольких лет я нашел ту, что хотела – и могла – учить меня глубинным истинам, которые всегда