Эффект проникновения - Андрей Быстров

В небогатой гостиной отставного генерала КГБ Виктора Дмитриевича Васильева (на кухне присутствующие не поместились) было накурено так, что поиски топора становились актуальными. На столе теснились полупустые чашки с недопитым чаем, переполненные пепельницы, смятые пачки из-под сигарет, апельсиновая кожура, надорванные упаковки чипсов и хрустящих хлебцев, аккуратные хрустальные рюмочки. В опасной близости от края горделиво возвышалась бутылка коньяка. В ней убавилось совсем чуть-чуть, хотя разговор продолжался не первый час

Сретенский и Кудрявцева сидели на диване, Мальцев и Кремнев разместились в креслах. Ира Матвеева, поминутно находившая себе новое место, теперь пристроилась на подлокотнике, обняв Кремнева за шею. Сам хозяин квартиры стоял возле окна и в который раз со всех сторон рассматривал Ключ.

В течение долгой беседы каждый брал слово неоднократно, либо рассказывая о том, что видел и слышал сам., либо уточняя и дополняя сообщения других. Картина выстраивалась довольно исчерпывающая, и в конце концов Виктору Дмитриевичу не оставалось ничего иного, как сказать:

– Несмотря на то что все вы – ответственные и разумные люди, я не поверил бы вам, если бы не знал близко Сашу Кремнева…

– В том-то и дело, – незамедлительно откликнулся Кремнев. – Нам НИКТО не поверит. Разве какие-нибудь совершенно свихнувшиеся уфологи (при этих словах Аня и Сретенский переглянулись и синхронно усмехнулись), да толку от них… Потому мы и пришли к вам, а не к кому-то другому.

– И вы ждете от меня совета..

– Совета и помощи… Как и прежде, Виктор Дмитриевич.

Васильев положил Ключ на подоконник, подошел к столу, налил себе полрюмки коньяка.

– Что ж, попробуем. Сначала оценим факты. Непосредственной угрозы со стороны Фоксхола нет…

– Пока нет, – вставил Олег с ударением на «пока».

– Пока нет, – кивнул Васильев, – и стало быть, мы имеем фору. Но вам действительно не стоит идти куда-то еще. Кроме неприятностей, из этого ничего не выйдет.

– Тогда как же быть? – Вопрос Андрея Ивановича прозвучал риторически.

– Единственное вещественное доказательство – Ключ. – Васильев снова взял Ключ в руки, словно хотел окончательно убедиться в его существовании. – И я обещаю вам найти способ анонимно передать его туда, где к нему не отнесутся легкомысленно.. Ключ создан не на другой планете и не Высшим Разумом, а нашими русскими учеными. Следовательно, другие ученые раскроют его назначение и принципы действия. Не сразу, но раскроют.

– Но Фоксхол не ближайшая проблема, – сказал Кремнев. – Допустим, с ним как-нибудь разберутся. А что насчет заговора Болотова?

Проглотив коньяк, Васильев немного подумал.

– Я знаком с Болотовым, – произнес он веско, неторопливо. – Способный человек. С фантазиями, к несчастью, но способный. Такой, как он, может принести немалую пользу России… Если его правильно сориентировать. Я встречусь с ним, постараюсь отговорить его от нелепых замыслов. Его ведь пытались подставить, и он это поймет. Зачем – другой вопрос, но пытались.

– Вы подвергнете себя опасности, – промолвил Кремнев с беспокойством.

– Не думаю… Впрочем, я подготовлю тылы… Оставлю кое-где документы, которые всплывут, если со мной что-то случится, и сделаю так, чтобы Болотов об этом узнал не от меня… Хотя я сомневаюсь, чтобы он сильно упорствовал, особенно после истории с рукописью и гибели Булавина. Он, в общем, нормальный человек. Как только ему станут известны подробности. Нет, Саша, ты напрасно волнуешься за меня. Со мной все будет в порядке, а вот с тобой…

– Что со мной? – удивился Кремнев.

Васильев помолчал:

– Считаешь ли ты гибель Зорина и Булавина достаточной компенсацией за смерть Шатилова?

– Нет, – сразу сказал Кремнев.

– Вот именно, нет.. Но они – главные виновники. Кроме того, Булавин был косвенно повинен в убийстве твоей жены, а Зорин сыграл трагическую роль в жизни той женщины, Зои Богушевской… Не хватит ли их двоих, Саша? Бегать по Москве, отлавливая шестерок, очень рискованно, а ты отвечаешь не только за себя. – Васильев взглянул на Иру. – Ты просил совета, и вот мой совет– возвращайся в Санкт-Петербург.

Ира крепче обняла Кремнева, прижалась к нему. Она молчала, но это молчание было красноречивее слов.