Клинок ночи - Райан Кирк

Несмотря на желание лечь и заплакать, Такако подняла голову. Она хотела жить и выбрала надежду. Она не могла позволить себе не надеяться, только не здесь. Если ей нужно было пережить пытки, она их переживет. Это было лучше, чем сдаться.

Такако не нужно было ничего говорить – Орочи угадал ее решение по лицу и осанке. Он коротко поклонился девушке в знак уважения.

– Я и не ждал, что супруга воина по имени Рю будет слабой, но мне показалось уместным сделать это предложение. Надеюсь, ты не обиделась. От одного воина другому – я выражаю тебе свое уважение. Пусть твое путешествие в Великий Цикл будет счастливым.

Такако едва успела поднять голову, как он вышел из камеры. У нее не было сил сказать ему, что она не супруга Рю. Как только Орочи ушел, она рухнула навзничь, ее тело больше не могло держаться. Время в ее маленькой камере текло все медленнее и медленнее, пока не стало казаться, что между каждым шагом стражников снаружи проходит целый цикл. Такако потеряла счет времени.

Когда пришел Нори, Такако показалось, что она провела в ожидании целую жизнь. Она медленно двигалась, медленно реагировала. Воздух вокруг казался плотным, как вода, пока она пыталась бороться, вырваться из рук похитителей.

Нори привел ее в другую комнату с высоким столом. Ее без церемоний бросили на него, Такако почувствовала, как кожаные ремни туго стягивают запястья и лодыжки. С нее сорвали одежду, и она осталась обнаженной, лежала на столе, не в силах пошевелиться.

Такако была готова столкнуться с похотью, испытать желание мужчин, которые увидят ее. Она достаточно хорошо знала свое тело, чтобы ожидать этого. Но она не ожидала реакции Нори – точнее, полного ее отсутствия. В его выражении не было и намека на похоть. Он стоял в углу и смотрел на нее. Он не был возбужден и не делал никаких движений, чтобы взять ее силой, несмотря на ее уязвимость.

Еще больше смущало осознание того, что он просто наблюдает за ней, изучает. Она была для него не столько объектом желания, сколько животным. Нечто, что нужно было научить, как делать не следует. Такако почти чувствовала, как он отбросил всю свою человечность, и это пугало ее больше, чем что-либо другое.

Страх, охвативший тело, лишил ее сил. Даже если бы ее не привязали к столу, Такако была уверена, что не смогла бы пошевелиться. Настоящий страх и раньше парализовывал ее, но подобного ужаса, пронизывающего каждую частичку ее тела, она не испытывала.

Первые ощущения боли почти принесли облегчение после пережитого страха. Нори взял с собой всего несколько инструментов, но его опыт был очевиден. Поначалу Такако пыталась закрыть глаза, но не знать было еще хуже.

Нори не торопился, попеременно работая то острым ножом, то молотком. Он наслаждался процессом. Боль и ее ожидание не были похожи ни на что, что Такако когда-либо испытывала. У нее и раньше бывали ожоги и раны, но она не знала о мире боли, который существовал за пределами этого. Боль была раскаленной, мучительной и нескончаемой. Такако решила быть сильной, но ее решимость исчезла уже через секунду. Она молила о пощаде, кричала от боли до тех пор, пока не пересохло горло. Она готова была сказать Нори все что угодно, лишь бы он остановился. Но он продолжал и не показывал никаких эмоций.

Дважды Такако теряла сознание, и дважды генерал приводил ее в чувство с помощью нюхательных солей. Потом он начинал снова, медленно, доводя боль до очередного невыносимого пика. В третий раз, когда она потеряла сознание, Нори не стал ее будить, и девушка погрузилась в блаженное небытие.

Когда Такако очнулась, то увидела через открытую дверь, что начинался вечер. Она даже не пыталась пошевелиться. Что-то глубоко внутри нее наконец оборвалось. Надежда, которая поддерживала ее так долго, вера в то, что все будет хорошо, исчезла. У нее не хватало душевных сил, чтобы осознать все свои травмы, но какая-то ее часть знала, что ее тело никогда не исцелится от этого, никогда больше не сможет стать таким, как раньше.

Она знала, что обе ее ноги сломаны, как и одна рука и, возможно, несколько костей в туловище. Кожа отсутствовала на небольших участках тела, включая лицо и грудь. Если она и переживет этот день, то уже никогда не станет красивой и никогда не сможет нормально ходить. Ее мечты о том, чтобы пойти дальше своим путем, исчезли. Она не знала, что Нори делал у нее между ног, но понимала, что никогда не сможет наслаждаться любовью.

Именно это «никогда» ее и волновало. Она никогда не сделает многое из того, о чем мечтала. Это было хуже, чем даже физическая боль. Какая-то часть ее души всегда верила, что все получится. Неудачи и трудности были временными, их можно было преодолеть. Но то, что с ней случилось, положило этому конец. Даже если Рю спасет ее, она уже не будет прежней.

Одинокая слеза скатилась по щеке и, упав, разбилась о стол. Маленькие капельки разлетелись в стороны. Больше ничего не осталось.

Вдруг Такако поняла, в чем дело. Она слышала о людях, достигших этой стадии, и мысль о том, чтобы оказаться на их месте, приводила девушку в ужас. Старость никогда не пугала ее, но то, что человек может сдаться, то, что не будет больше никаких надежд, – это леденило ее сердце. Такако верила в Великий Цикл, – возможно, сейчас даже больше, чем когда-либо, потому что он был единственным, что у нее осталось.

Она услышала медленные шаги за дверью и закрыла глаза. Если она сможет притвориться, что все еще без сознания, возможно ей позволят полежать здесь еще немного. Это было все, чего она хотела. Просто лежать и позволить темноте поглотить ее.

Но Орочи она узнала по шагам. Он двигался как Рю и Морико. Ей казалось, что она чувствует его шок, пока он осматривал ее и изучал ее раны. Она знала, что он не смотрит на нее с вожделением, но не из-за ее ран – а потому, что видит в ней человека. Это радовало, но Такако все равно хотелось, чтобы ее оставили в покое, позволили уснуть и больше не проснуться.

– Конец уже скоро. Но он наступит не сейчас – и не от моей руки.

Если