На войне как на войне - Вера Кузьминична Васильева

На войне как на войне

Война ворвалась в дом, как иногда окно

Само собой раскроется со стуком,

Наполнит дом дыханьем и испугом,

Сомнет гардин тугое полотно.

Как ливень на запыленном стекле

Чертит порой подобье светлых молний,

Так дух войны сухой тревогой полнит

Последний день почти что детских лет.

П. Винтман

© Васильева В.К. (наследники), 2025

© Быстрицкая Э.А. (наследники), 2025

© Иванова Л.И. (наследники), 2025

© Никулин Ю.В. (наследники), 2025

© Матвеев Е.С. (наследники), 2025

© Шумилин А.И. (наследники), 2025

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

© Евгений Халдей / РИА Новости

© Всеволод Тарасевич / РИА Новости

От редакции

«Сороковые – роковые» – для рожденных после Великой Отечественной войны эти строки замечательного поэта Юрия Левитанского звучат абстрактно. А вот для представителей предвоенных поколений имеют особый смысл, ибо роковые годы выпали на их детство и юность и разделили всю их жизнь на «до» и «после». Смертью близких, ужасами блокады, похоронками, яростными атаками сквозь промерзшие поля и плюющиеся смертью доты, горящими селами, горечью отступлений и радостью побед запомнились миллионам советских людей эти четыре года. Много о них написано, много рассказано, много утаено. Часто прошедшие войну щадили близких или сами не хотели снова переживать тот ужас, а потому не рассказывали нам, родившимся позже, как это было. Да и те, кто рассказывал, редко говорили о боли, горечи, страхе, чаще вспоминали удачи, затишья, счастье идти по освобожденной земле, нежность военных встреч и разлук.

Конечно, эта война для нас всех не абстракция, нечто личное, объединяющее общей болью и гордостью, ибо «она такой вдавила след и стольких наземь положила» – в каждой семье, в каждом доме есть свой герой, своя беда, своя история, связанная с ней.

Но время неумолимо, жизнь идет своим чередом, меняется мир, начинаются и заканчиваются новые войны, возникают и рушатся государства, снова и снова сильные мира сего грозят во имя своих амбиций уничтожить все. И Великая Отечественная постепенно отдаляется от нас, уходят ветераны и труженики тыла, ее ужасы, варварство, преступления заслоняются современными, не менее мерзкими и страшными. И, погружаясь в хаос нынешних тревог, мы подчас забываем, насколько длинные тени у старых грехов, живучи чудовищные теории и стереотипы, насколько глубоко дьявол может овладеть сознанием людей, не думаем о том, что многие из бед сегодняшних выросли из невычищенных ран и недобитых чудовищ той войны.

Чтобы изжить все это, очень важно, насущно необходимо ПОМНИТЬ и не забывать никогда уроки восьмидесятилетней давности. И значит, пока не поздно, надо бережно сохранить, надо рассказать все, что помнят те, чье детство и юность опалила, изломала, сожгла в своем огне Великая Отечественная война.

В этой книге собраны воспоминания людей, переживших ее. Потом, уже после Победы, они стали знаменитыми актерами, писателями, художниками. А тогда – в 1941‐м – были просто девчонками и мальчишками, чей привычный мир в одночасье разбился вдребезги. Кто-то из них вспоминает эвакуацию или ужасы московской осени 1941‐го, когда враг стоял у самой столицы, другие рассказывают о том, что пережили в оккупации, третьи – об учебе и службе на передовой, об окопном быте. И в каждом из этих рассказов смешаны боль и радость, ужас и счастье, горечь и гордость. В каждом звучит проклятье войне и убежденность в том, что подобное не должно повторяться.

Часть 1

В их юность ворвалась война

Людмила Иванова

«В войну я очень повзрослела»

22 июня у меня день рождения. Я помню, был жаркий день на даче в Лосиноостровской. Тогда любили выносить патефоны в сады, чтобы они играли для всех, на всю улицу. Мой дядя, младший мамин брат, который был в Севморпути радистом, всю жизнь с малых лет занимался приемниками, собирал их в спичечном коробке – знаете, есть такие любители. У него был приемник, и когда бабушка уходила из дома, он его вытаскивал в сад и включал на полную громкость. Так-то она ему не разрешала, а тут он был совершенно счастлив – на всю улицу играла музыка.

И вот, помню, где-то звучат мелодии – может быть, «Катюша», может, «Люба-Люба-Любушка» или «Эх, Андрюша, нам ли быть в печали»… И мы обсуждаем, кого из девочек пригласить на мой день рождения, – ну, чтобы никто не обиделся, и получалось, что много, мы спорили, кого пригласить, кого нет. А потом мы с мамой пошли за конфетами на станцию, магазин был на станции. Мы перешли через мост и вдруг увидели на платформе, где висел репродуктор, толпу народа, которая молчала. Меня это поразило, потому что все молчали, и какой-то мужской голос по репродуктору что-то говорил. Мы, конечно, сразу с мамой подошли, и я услышала какие-то очень строгие слова: «Без объявления войны…», «Напали…», «Перешли границу…». Я посмотрела на маму, а у мамы текли слезы по щекам. Еще какая-то женщина рядом всхлипнула и сказала: «Война…» Мама была такая испуганная, а я сразу подумала: «Это что же, у меня дня рождения не будет? А как же я Наташу не приглашу, она же меня приглашала, и Нину тоже… А что я знаю о войне, что такое война?» Я начала вспоминать, что у нас весной были какие-то учебные тревоги в доме. Объявляли это по всему дому, и управдом говорил, что, если вы выйдете во двор, вас могут положить на носилки и унести в медпункт – не пугайтесь, это учебная тревога. И тех, кто выходил, быстро хватали, если они не успевали убежать, клали на носилки и несли перевязывать. Противогазы даже раздали. Вот это была война для меня. И потом я вспомнила, что испанские дети без мам и пап приехали в Советский Союз, и подумала: а вдруг и нас куда-то повезут без мам и пап? И спросила маму: «А конфеты мы не пойдем покупать?» Она меня дернула за руку и сказала: «Какие конфеты? Война началась!» И мы пошли домой.

У меня была учительница русского языка, наш классный руководитель, Галина Александровна Половинкина. Я училась у нее с пятого