Мифы майя. От жертвоприношений и священного какао до книги «Пополь-Вух» и подземного царства Шибальбы - Галина Гавриловна Ершова

Галина Ершова

Мифы майя. От жертвоприношений и священного какао до книги «Пополь-Вух» и подземного царства Шибальбы

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Галина Ершова, 2025

© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2025

* * *

Введение. Как появляются мифы

МИФЫ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

Хорошо известно, что в Европе обязательный набор занятий культурного человека включал зазубривание греческих мифов, чередовавшихся с древнеримскими. Так в западном коллективном представлении о культуре сохранялся древний подход к точной передаче знаний, которые даже на рубеже нашей эры уже воспринимались как оторванные от реальности рассказы, где героями становились многочисленные фантастические существа. Их традиционно так и называли «героями», иногда пытаясь привязать к окружающей действительности и отдельным законам природы. Причинно-следственные связи чаще всего были крайне условны, что со временем и привело к выводам о «мифологическом мышлении» древнего человека.

Тем не менее каждый из нас прошел свой «мифологический период». В раннем детстве, с понимания первых слов, ребенок с упоением погружается в пространство сказочного мира, который ему становится близок, понятен, радостен и бесконечно дорог до конца жизни. Обычные «разговоры» младенца с родителями очень долго продолжают оставаться всего лишь называнием предметов и выражением желаний. И только текст сказки погружает ребенка в удивительное целостное пространство, где каждая вещь обретает свой смысл. Реальное и ирреальное переплетаются причудливым образом – но дети быстро научаются понимать разницу и удивительно тонко на самом деле ощущают грань между событиями настоящей жизни и «ненастоящей». Незатейливые ситуации вокруг сказочных героев объясняют ребенку важные правила. По ним маленький человек входит в общество и строит отношения с другими людьми. Обучается понимать, казалось бы, такие разные и сложные вещи, как правила поведения, запреты, мораль, справедливость, трудолюбие, героизм, самопожертвование, честность, вера, смысл жизни, доброта, любовь, долг, служение обществу. И, кстати, очень быстро ребенок начинает замечать чуждое ему в «чужих» мифах или в неких авторских интерпретациях мифологических текстов. Чуждое – это то, что противоречит «своей» картине мира, складывающейся с первыми воспринятыми целостными сюжетами, которые и формируют полноценное мышление. Неслучайно ребенок запоминает сказочные тексты до малейших деталей и просит повторять особенно значимые для него фрагменты. И обязательно поправляет оговорки рассказчика, а также со временем пытается исправить негативные ситуации с позиции уже своих собственных, приобретенных знаний.

Русский ученый Ю. В. Кнорозов, дешифровавший в середине XX в. иероглифическую письменность древних майя.

ТАСС

Именно этот теплый мир глубинного опыта, завещанного многими поколениями предков в бесконечных сказках и мифах, формирует в человеке то, что становится культурным кодом народа.

С точки зрения научного понимания этого процесса речь идет о становлении левополушарного мышления. Оно эволюционно молодое и развивается у ребенка только под влиянием окружения. Вячеслав Всеволодович Иванов, подмечая «социальную» функцию левого полушария, писал: «Если правое полушарие мозга с раннего детства связывает человека с внешним миром, то левое облегчает ему быстрое вхождение в то общество, в котором он живет. Более того, левое полушарие можно в известной мере считать представителем этого общества в нейропсихологической структуре личности. В этом полушарии закреплен родной язык человека и его внутренняя словесная речь, на этом языке основанная. ‹…› Иначе говоря, в левом полушарии находятся те обусловленные культурно и исторически программы поведения, которые общество вводит в человека»[1]. И не будет преувеличением заметить, что именно миф с самого раннего детства формирует его личность.

Возможно, поэтому миф долгое время никак не вписывался в науку, продолжая считаться некой культурной данностью, которую лишь следовало отделить от официальной религии. И только со становлением гуманитарных наук в XVIII в., когда начали выделять различные направления научных знаний, миф оказался в сфере интересов ученых. И неслучайно. Происходят открытия, трансформируются религии и идеологии, меняется жизнь. При этом миф, архаически неизменный и современный, сочетающий несочетаемое, мистический и приземленный, понятный и необъяснимый, остается неотъемлемой частью культуры каждого человека, живущего в обществе.

В системе европейского миропознания мифология вплоть до окончания Средневековья была неотделима от религии. Однако уже Джамбаттиста Вико, автор вышедшего в 1725 г. труда под названием «Основания новой Науки об общей природе наций», задумался о сущности мифа. Именно он первым заговорил об особенностях, характерных для мышления древнего человека. И совершенно логично сравнил этот тип умозаключений с мышлением ребенка, более чем на век опередив биолога Эрнста Геккеля. Тот же, будучи дарвинистом, в 1864 г., по сути, завершил формулировку «закона рекапитуляции», согласно которому историческое развитие вида отражается в истории его индивидуального развития.

Однако, каким бы ни было «мифологическое мышление», очевидно, что оно подводило события мифов к созданию некой не очень логичной, с точки зрения современного человека, картины мира. Особое значение придавалось мифам космогоническим, то есть тем, что концентрировались на создании мира, с переменным успехом заселяемого людьми.

Миф, отражая определенную и постоянно устаревающую модель мира, со временем становится менее понятным с точки зрения носителей «прогрессивного» знания. Это уже в XIX веке подметил Макс Мюллер – европейский филолог, сторонник натуралистического языкознания. Он даже создал вполне логичную концепцию «болезни языка»: согласно ей, первобытный человек выражал абстрактные понятия через метафорические эпитеты. При этом, когда система образов устаревала, первоначальный смысл метафор забывался или вовсе не понимался. Тогда текст и обретал свойство «мифа», то есть становился условным объяснением некогда всем понятных, но уже забытых явлений.

Еще один исследователь мифологии, французский антрополог и философ Люсьен Леви-Брюль, исходил из собственного видения, деля все культурно-исторические явления на «понятные» и «непонятные», «естественные» и «сверхъестественные». Подобный взгляд, конечно же, в первую очередь приходит в голову всякому, кто пытается объяснить содержание мифа. Исследователи XX века торжественно пришли к толерантному, но малопонятному мнению о том, что мифотворчество – древнейшая форма, своего рода «символический язык», в терминах которого человек моделировал, классифицировал и объяснял мир, общество и самого себя. Неслучайно «мифологическая» картина мира предшествовала, а то и совпадала с ранней религиозной.

Глиняная голова с двумя одинаковыми лицами. Гватемальское нагорье, раннеклассический период. Частная коллекция «Сан-Хорхе».

Частная коллекция / Фото Г. Борисовой

Однако возникали и другие мнения. Этнограф Джеймс Фрэзер, публикуя в 1890 г. знаменитую работу «Золотая ветвь: исследование магии и религии», сделал упор на то, чтобы установить аналогии между явлениями, существующими в совершенно разных культурах и на весьма удаленных и изолированных одна от другой территориях. Как бы то ни было,