Рейнские легенды - Екатерина Вячеславовна Балобанова

Но вот, старшая линия исконных владетелей замка угасла и перешел он к младшему роду.

Не успели новые владетели замка поселиться в нем, как их стали преследовать какие-то страшные видения и в конце концов им пришлось выбрать себе другое место жительства. С тех пор старый замок стал переходить от одного рода к другому, но никто подолгу не уживался в нем: большею частью стоял он мрачный и заколоченный, и окрестные жители делали большой крюк, лишь бы только не проходить мимо «проклятого замка», как они его называли.

Рассказывали, что в полночь в окнах замка показывался свет; передвигался он по опустелым залам из восточной башни в западную и останавливался там на самой верхней галерее. Долго виднелся этот яркий красноватый свет в западной башне замка и доносились оттуда сначала тихие печальные звуки, а потом и страстные жалобы и глухие стоны, и ясно было видно, как женщина в белом платье ходила взад и вперед по освещенной галерее. С пением петухов все исчезало.

Рассказывали окрестные жители, что в старые годы один молодой рыцарь, Курд фон Штейн, возвращался домой из далекого похода; не видал он своей матери и своего родного замка чуть ли не целых десять долгих лет: уехал он юным пажом, а возвращался уже славным рыцарем. Пришлось ему как раз в полночь проезжать мимо проклятого замка; очень устал он и проголодался и, увидя свет в окнах, решился попросить на эту ночь гостеприимства в замке. Ярко светила луна, и на дороге было светло, как днем. Только что собрался было Курд затрубить в свой рог, чтобы возвестить о своем приезде, как увидел, что ворота замка стоят раскрытые настежь.

— Смелые люди живут здесь, — сказал себе Курд, въезжая в ворота замка. Но на дворе было тихо... весь зарос он травой и нигде не было ни следа человеческой жизни; даже собаки не лаяли. — Даже жутко как-то, — подумал Курд, — и если бы не родной Рейн и не знакомые места, можно было бы принять замок этот за заколдованный и испугаться его тишины.

Затрубил Курд — одно только эхо отвечало ему. Подождал, подождал Курд и слез с коня, пустил его на траву на дворе и запер ворота, а сам пошел в башню, где светился огонь, — дверь и туда стояла открытая настежь. Ощупью добрался он до верхней галереи и вошел в освещенный восковыми свечами большой зал. За столом посреди зала сидела девушка; она была погружена в такую глубокую задумчивость, что не слыхала шагов рыцаря. Подошел к ней Курд и остановился, — никогда не видал он такой красавицы!

Подняла она на него глаза и улыбнулась. Стал рыцарь перед ней на колена, как того требовал тогдашний обычай, и взял ее за руку — рука была холодна, как лед, да и лицо ее скорее напоминало мраморную статую, чем живое существо.

— Прости, прекрасная владетельница замка, усталому рыцарю, что нарушает он твой покой и позволь ему переночевать здесь! — сказал он.

Улыбнулась девушка, но молча кивнула головой в знак согласия, а затем встала и вышла из комнаты.

Остался Курд посреди зала не зная, что ему делать, и боясь снять оружие. Через минуту дверь отворилась и опять увидал он красавицу: стояла она на пороге и, протягивая руку, приглашала его в другой зал. Курд вошел. Перед ним был роскошно убранный стол, а на нем — множество всяких блюд и напитков. Девушка села и Курд поместился рядом с нею. Внимательной хозяйкой следила она за рыцарем: передавала ему кушанья, наливала вина, переменяла приборы, но все это делала она молча, хотя улыбка и не сходила с ее бледного лица, и сама ничего не ела и не пила.

— Ты, вероятно, дочь владетеля этого замка? — спросил ее Курд.

Девушка молча кивнула головой.

— А родители твои живы?

Губы девушки зашевелились, и она вздохнула, как будто ответ стоил ей большого труда, наконец, показывая рукой на целый ряд портретов, которыми были увешаны все стены, она прошептала:

— Все умерли, и я осталась одна на свете!

Понял тогда рыцарь причину ее грусти, бледности и уединенной жизни, и стало ему жаль ее, бесконечно жаль! Жалость, выпитое вино, красота одинокой девушки, все это разом охватило его и он, не помня себя, обнял красавицу и попросил ее сделаться его женой.

Радостно улыбнулась девушка и глаза ее заблистали, как звезды.

— Я полюбила тебя, рыцарь, в первую же минуту нашего свидания; никто никогда еще не пленял моего сердца так, как ты. Но завтра уедешь ты и забудешь меня. Обвенчаемся же сейчас, и я буду так счастлива, так счастлива, как никогда в жизни! Обвенчаемся сейчас в нашей замковой часовне!

Хотел было возразить Курд, что венчаться теперь, ночью, в пустом замке, без свидетелей, не сказавши ничего матери, не получив ее благословения, казалось ему совершенно невозможным. Но вино шумело у него в голове, красавица шептала такие страстные слова, что ничего не отвечал он ей, а только сжимал ее в своих объятиях, не замечая, что несмотря на всю страстность ее речей, от нее веяло холодом.

— Поцелуй меня, моя дорогая!

— О нет, нет, после венца... не теперь... — шептала девушка.

— Но мы здесь одни, как же можем мы устроить нашу свадьбу?

Не успел рыцарь проговорить этих слов, как раздались на лестнице тяжелые шаги и вошли два старых рыцаря в старомодном вооружении. Подошли они к Курду, надели ему на палец золотое кольцо, а на голову венок из розмаринов; потом подошли к девушке и надели ей на палец золотое кольцо, но венка на голову не надели и, взяв в руки зажженные факелы, повели Курда и его невесту по длинным пустым залам замка.

— Не похоже это на жилище живых людей! — думал Курд, с ужасом оглядываясь по сторонам: кругом него так и шмыгали летучие мыши и совы, чуть не стаями носившиеся по этим пустым разрушенным залам.

Наконец странная процессия спустилась в нижний этаж замка и вошла в часовню. Глубокий мрак царил здесь и при слабом свете факелов было видно, что проходили они замковым склепом мимо надгробных памятников. Невеста подошла к одной могиле, дотронулась до лежавшей на ней медной фигуры епископа в полном облачении