Пария - Энтони Райан

– Ты слышал когда-нибудь о рыцаре по имени сэр Элберт Болдри? – спросил я Конюха, пока мы ели, тем же тихим шёпотом, каким мы разговаривали на ходу.

– Не изводи меня своим лепетом, язычник, – пробормотал в ответ Конюх. По причинам, которых я никогда не выяснил, Конюх величал титулом «язычник» одного меня. Все остальные для него были всего лишь грешниками.

– Я слышал, он королевский защитник, – беспечно продолжал я. – Подумал, вдруг ваши пути пересекались, когда ты служил солдатом.

Просчитанная колкость, поскольку я знал, что говорить на тему солдатских времён Конюху неприятно. На самом деле я знал об этом только по проповедям, которые он читал сам себе по причине отсутствия другой публики. Чуть ли не каждый вечер он с закрытыми глазами ходил вокруг своего костра, бесконечно цитируя обличительные речи из Свитков мучеников с редкими вкраплениями покаяний за многочисленные грехи, что украшали его жизнь – покаяний, которые не уберегли его от попадания в самую печально известную разбойничью банду Шейвинского леса.

Прошлым летом я видел, как этот человек начисто расколол топориком череп стражнику, нанеся удар без малейшего колебания или цитат из писания. Он был таким же никчёмным и жестоким, как и любой член этой банды, но его вера в собственное спасение никогда не угасала. Я давно пришёл к заключению, что эта вера – всего лишь пламенное убеждение безумца, и прекратил раздумывать об этих несоответствиях, за исключением случаев, когда сам оказывался под прицелом его бредового лицемерия.

Я ожидал очередной краткой отговорки, и потому удивился, когда на лицо Конюха опустилась тень мрачных воспоминаний. Некоторые назвали бы черты его лица красивыми, вот только маниакальный свет, частенько сиявший в его взгляде, обычно сглаживал это впечатление. Впрочем, сейчас он выглядел почти нормальным, и, когда заговорил, в голосе не слышалось обычной прямоты или осуждения.

– Когда я его увидел, он ещё не был королевским защитником, – сказал он. – Всего лишь юный рыцарь на службе у короля Матиса. Но даже тогда вряд ли нашёлся бы боец любого ранга во всех герцогствах, кто мог бы с ним сравниться. Для такого крупного человека двигаться с такой быстротой казалось… неестественным. И некоторые сочли бы греховной ту резню, которую он устроил, пусть и среди бунтовщиков. Но он не радовался этому, как другие рыцари, и не принимал участия в жестокостях, которые они причиняли пленникам. Когда потом мы сложили тела, он с подобающей торжественностью стоял на коленях, пока восходящий возносил прошение. Настоящий рыцарь Ковенанта и Короны.

«Хорошо, что он тебе нравится», – язвительно заметил я про себя, возвращаясь мыслями к разговору Декина и Лорайн. «Может, нам вскоре доведётся с ним встретиться».

– А сэр Алтус Левалль, – сказал я. – Слышал о нём когда-нибудь?

Конюх резко прищурился, и то был ясный знак, что я просчитался. Может, этот человек обезумел, как обезьяна с воспалённым мозгом, но он не был глупцом.

– А с чего такой интерес, язычник? – спросил он, повернув ко мне лицо.

– Слышал, как те кордвайнцы на дороге болтали, – ответил я, пожав плечами и стараясь говорить беззаботно. – Судя по всему, они недавно сражались в битве.

Взгляд Конюха от этих слов не смягчился, так и оставшись подозрительным, поскольку на первый план вышел его инстинкт определять проступки других. Его следующие вопросы могли заставить меня сочинять более сложную ложь. Хоть я и навострился обманывать, но с ним это редко срабатывало. К счастью, меня спас слабый запах дыма, который до наших ноздрей донёс южный ветерок. Мы с Конюхом в унисон моргнули и тут же вскочили, пригнувшись.

На другой от нас стороне маленькой полянки Пекарь и Шнур тоже поднимались на ноги, доставали стрелы из колчанов и наставляли на тетиву. В этой части леса только круглый дурак развёл бы огонь. Мы всё ещё оставались глубоко в пределах признанных границ короля разбойников, и солдаты герцога с шерифами не стали бы вот так выдавать своё присутствие.

Конюх поднял руку, чтобы мы не шевелились, и некоторое время стоял в опустившейся тишине, закрыв глаза и раздувая ноздри. Наконец он открыл глаза и кивнул на северо-запад, где деревья стояли сравнительно реже. Мы встали в обычное построение разведчиков: я позади Конюха, и лучники по флангам. Запах дыма постепенно усиливался, и наконец я увидел его клубы, плывущие вверху над ветками. Потом донеслись голоса. Они звучали тихо и необычно, слова не удавалось разобрать, но они вели нас лучше любого маяка.

Спустя ещё полсотни шагов голоса звучали уже достаточно громко, и я понял, что они говорят на языке, которого я не знал. Озадаченно глянув на Конюха, я увидел, как скисло его лицо, и он одними губами ответил:

– Аскарлийцы.

Он остановился и дёрнул головой в сторону широкого ствола старого тиса в нескольких шагах от нас. Я следом за ним полез вверх, переставляя согнутые руки и ноги с лёгкостью, порождённой годами упорной практики. Лагерь открылся нам, когда мы взобрались футов на двадцать от земли. Я легко различал источник дыма – бледно-серые миазмы испускала в воздух куча сложенных веток. Людей вокруг костра сквозь полог веток и листьев видно было смутно, но я насчитал около дюжины. Двоих разглядел получше, потому что они постоянно ходили в дыму туда-сюда. Тон их голосов говорил о жарком споре, слова сливались в неразборчивую смесь тихих гласных и резких восклицаний.

– Хоть что-то понимаешь из их разговора? – прошептал я Конюху.

– Я не пятнаю себя речью еретиков, – пробормотал он в ответ, осматривая лагерь. – Но это наверняка северные дикари. – Он посмотрел на меня. – Найди Декина. Скажи, у нас тут нарушители.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Перед заходом в лагерь нарушителей Декин приказал его окружить. Двигаясь тихо и с отточенной стремительностью, банда образовала сужающийся круг, который перекрыл все пути отхода. Нарушители не выставили часовых или наблюдателей, и меня подивило их бесхитростное невежество. Они вообще знали, где оказались?

Спор, который разгорался, пока мы ставили нашу ловушку, резко оборвался при виде появившейся из леса громоздкой фигуры Декина. Лорайн стояла справа от него, Райт слева, а Тодман, которому всегда нравилось оставаться неподалёку от Декина, тащился позади. Я примкнул к остальным, и мы остановились на краю небольшой полянки, где эти чужаки разбили лагерь. Я насчитал двенадцать – восемь мужчин и четыре женщины. Во время набегов в портовые