Украсть невозможно: Как я ограбил самое надежное хранилище бриллиантов - Леонардо Нотарбартоло

можно сказать – талисман. В борьбе за скудетто[5] нам предстоит сразиться с фаворитами, чемпионами Италии – «Про Рекко». К слову, они до сих пор чемпионы, на сегодняшний день уже тридцатипятикратные.

В раздевалке тренер Капобьянко отводит меня в сторонку и говорит: «Это твой день». Я не понимаю, а он отвешивает мне подзатыльник, типа – взбодрись, и уходит. Только через пару минут понимаю, что это значит. Он ставит меня опекать Эральдо Пиццо по прозвищу Кайман – спортсмена величайшего, мирового уровня. Точнее, даже космического, далеко за пределами стратосферы. А я в запале соглашаюсь и готовлюсь выложиться по полной, опекая этого легендарного персонажа.

Поверить не могу, это какой-то сон. Мечта. Этот парень – талантище: две золотые медали на Олимпийских и Средиземноморских играх! Никаких сомнений, что с сегодняшнего дня моя карьера пойдет в гору. Я здесь! Я готов! Ноги моей больше не будет на автовозе. Чтобы осчастливить окружающих, не обязательно воровать золото и бриллианты: я могу дарить им радость в бассейне. И к черту завод. К Ч-Е-Р-Т-У!

Мои жизненные принципы не слишком устойчивы. То я полон энтузиазма, то колеблюсь, потому и характер мой формируется нелинейно, слишком уж часто все зависит от конкретных обстоятельств. И только в бассейне я обретаю уверенность в себе.

Многим кажется, что водное поло – такой же вид спорта, как и любой другой, но это совсем не так. Оно меняет твое тело, разум, с головой накрывает гигантской волной эндорфинов. И без этой самой волны я уже просто жить не могу. Тренируюсь с обеденного перерыва и до первого вечернего рейса автовоза. Отец просто высаживает меня в определенном месте, пятьсот метров пешком – и я в бассейне. В воде мне хорошо.

Я слежу за фаворитами чемпионата: «Про Рекко», «Рари Нантес Камольи», «Леричи Спорт». Стараюсь подражать финтам звезд. У каждого из них свой особый способ выполнить тот или иной выкрутас, и я хочу перенять их все. Вот такие вещи стоят того, чтобы их украсть, думаю я.

Воровство – это философия, хотя люди образованные сказали бы «культура». Да-да, культура. Воруя, ты учишься впитывать мысли других людей. В искусстве это называется вдохновением, в мире кино – отсылкой, а я говорю «воровство», ну или плагиат. Разница лишь в том, что в случае с культурой ты ни у кого ничего не забираешь насовсем, а просто делаешь копию, которую затем мысленно оставляешь дозревать в своей душе, сживаешься с ней. Воруя чужие знания, ты становишься чем-то большим. Ты сумма сразу нескольких жизней во всей их полноте.

Подмечая детали, я отрабатываю их дома, в одиночестве. Мой вклад в успех команды все выше. Увеличиваю интенсивность тренировок, бегаю по часу рано утром, затем дважды в день тренируюсь в бассейне: вместо обеда и с восьми вечера. Прошу прощения у отца, поскольку все чаще оставляю его с 20:00 до 22:00 торчать в очереди на разгрузку в одиночестве. Впрочем, он понимает. Впервые в жизни увидев, как что-то меня радует, он замечает, что это меня раскрепощает. И соглашается.

В команде моих ровесников нет, все ребята старше. Нигде-то я не вписываюсь – ни в школе, ни на работе, ни даже здесь. Но голову себе этим не забиваю, а, наоборот, вкалываю больше других, даже кое-какие специфические упражнения начинаю делать, тренируя мышцы, о существовании которых раньше даже не подозревал. Центральный нападающий, защитник, полузащитник – тренер пробует меня на всех позициях. Начинаю выходить в стартовом составе, потихоньку вытесняю старую гвардию. Без обид не обходится, но что поделаешь, такова жизнь.

В девятнадцать меня вдруг вызывают в юношескую сборную. Моя жизнь – сплошные жертвы. Я нигде не бываю, даже по вечерам никуда не выбираюсь. Зато наконец понимаю, что есть и другая жизнь, что я рано поставил на себе крест. Что и в самом деле могу выбирать свое будущее.

Однако расти над собой – значит бросить работу. Выматывающие смены на автовозе непросто совместить с напряженными тренировками в бассейне. Но как только все понемногу встает на свои места, судьба снова начинает капризничать, словно у нее какой-то астральный спазм в животе, и выбирает для меня иной путь. Вот уж никогда не понимал, с чего бы ей уделять мне столько внимания! Зачем ей постоянно надо переписывать жизнь парня с окраины Палермо? В общем, сразу после вызова в сборную меня просят прийти в другое место. В отделение.

Детское обещание

1972 год

На двадцатом году жизнь завела меня в тупик: предательство Ренцо, водное поло, школа, тюрьма, отцовское молчание. Обида, злость и досада наваливаются на меня одновременно. Столь мощные чувства я, помнится, испытывал только раз в жизни, в детстве.

Щелчок – и нужная картинка тут же всплывает в голове. Спасибо фотографической памяти. Вспоминаю каждую деталь, даже запахи – да, на сей раз особенно запахи, блуждающие по лабиринту образов, то связанные с определенными кадрами, то отдельные. Для того случая у меня есть все: и красочные воспоминания, и запахи, а также звуки, слова и ярость. То чувство было, разумеется, совершенно детским. Но все-таки это была ярость, и, возможно, куда более опасная, поскольку исходила от чистого, наивного существа, способного на все и не знающего преград. Наивный человек не изменит своему слову. Никогда. В тот день я сформулировал свою десятую заповедь, обрел очередной, решающий фрагмент своей мозаики: у любых действий есть заданная последовательность.

Утро, четверг, ноябрь. 12 ноября 1958 года. Это я помню прекрасно. Мы с родителями выходим из школы после очередного вызова к директору (чье имя я не стану называть, поскольку оно не заслуживает упоминания, пусть даже случайного). Тот вечно в казенном пиджаке, с тронутыми перхотью усиками под Д'Аннунцио[6]. «È gnerto chissu», – шепчет мне отец. На диалекте это значит «он тупица». Чудовищный невежда. Вид у директора суровый, высокомерный, но, к несчастью, я пока не знаю, как защищаться от негодяев. Приди мне тогда в голову хоть одна дурашливая затея, возникни на губах нахальная ухмылка – и я бы сохранил свою самооценку, защитил родителей и тем самым решил бо́льшую часть своих проблем. Вот только в голову ничего не приходило. Ну разве что… Директора школ, как и все люди, на 65 % состоят из воды. Так что расстраиваться из-за них – все равно что убиваться из-за канистры с водой.

– Видите ли, синьор, наш сын уже ходил в первый класс, не дело отправлять его туда снова, – говорит отец.

– Понимаю, однако из школы в Палермо нам так и не прислали необходимых документов, – в голосе сквозит пренебрежение, он явно хочет, чтобы мы поскорее ушли и не тратили попусту его время.

– Что толку ждать письменного подтверждения? Вот же мы, родители: мы это подтверждаем! – не отступает моя упорная мама.

– Но я не могу полагаться на ваши слова, мне нужен документ, – фыркает он.

Образы в моей голове могут в той или иной мере разрядить обстановку, но работает это только для меня самого. Что, впрочем, тоже немало. Этому методу самозащиты мне пришлось долго учиться: в детстве получалось не ахти, теперь намного лучше, что и понятно, ведь я оттачивал этот навык много лет. А пока на авансцену выходит лицемерие, явленное в застывшей гримасе на лице директора. Злоупотребление властью всегда выглядит одинаково, даже в деталях. Так я имел удовольствие познакомиться с одиннадцатой заповедью – а вы поверили, что их и вправду будет десять? Я уже чувствую, как вы начинаете нервничать: будьте осторожны, проверьте карманы – возможно, я успел украсть что-нибудь еще. Заданная последовательность действий, как я с удивлением обнаружил, имеет одно гидродинамическое свойство – ведет к неизбежной отдаче. Если долго накачивать воду в трубу, давление в ней будет увеличиваться, пока где-нибудь не случится прорыв. С эмоциями та же история: сегодня ты что-то украл у меня, завтра я украду что-то у тебя. Ну вот я и признался: последовательность ваших действий для меня чрезвычайно важна. Она единственная твердая валюта в моем общении с людьми.

Я выхожу из комнаты первым, не прощаясь. Беру родителей за руки и, пока мы спускаемся по школьной лестнице, клянусь себе,