Век революции. Европа 1789 — 1848 - Эрик Хобсбаум

Ни одна из этих теорий не победила. И в самом деле, вскоре они встретили бурное сопротивление тех, кто подобно представителям тори в их «Quarterly Review», «известны своей приверженностью божественному Откровению»{246}. Что должно было произойти со всемирным потопом? Что должно было разделить живые существа на виды, уже не говоря о человеке? И что прежде всего влияет на социальную стабильность? Не только простые священники и политики были озабочены подобными мыслями. Великий Кювье — основатель систематического изучения ископаемых («Recherches sur les ossements fossiles», 1812 г.) отвергал эволюцию именем Провидения. Лучше вообразить серию катастроф в геологической истории, следовавших за серией божественных воссозданий; было едва возможно отрицать геологическое отдельно от биологического изменения, чем разбираться в том, о чем говорится в Библии, или в том, что говорил Аристотель. Этот несчастный доктор Лоренс, ответивший Ламарку подобно Дарвину предложением теории эволюции путем естественной селекции, вынужден был по требованию консерваторов изъять из хождения свою работу «Естественная история человека» (1819 г.). С его стороны было совсем неумно не только обсуждать эволюцию человека, но также обращать внимание на применимость его идей к современному обществу. За его отречение от этой работы ему сохранили работу, его будущая карьера была вне опасности, но совесть постоянно не давала ему покоя, и он успокаивал ее, заискивая перед дерзкими радикальными издателями, которые все же время от времени печатали его поджигательскую работу.

И только в 1830-х гг., когда политика сдвинулась резко влево, теории эволюции пробились и в геологию вместе с публикацией знаменитой работы Лайелла «Принципы геологии» (1830–1833 гг.) — так было покончено с противостоянием нептунистов, которые утверждали в соответствии с Библией, что все минералы выпали в осадок из водных растворов, которые покрывали землю, а также спорили со сторонниками теории катастроф, следовавшим теории Кювье.

В это же десятилетие Шмерлинг, проводя исследования в Бельгии, и Буше де Перт, который, к счастью, предпочел свое хобби — археологию посту директора таможенной службы в Абвиле, предсказали еще более ошеломляющее открытие: обнаружение ископаемых останков доисторического человека, такая возможность до этого категорически отрицалась[216]. Но научный консерватизм все еще был способен отклонить подобные потрясающие изыскания на основании взаимоисключающих доказательств, пока в 1856 г. не был обнаружен неандертальский человек[217].

Теперь все признали, что: а) все настоящие исследования мотивируются тем, что Земля в течение времени изменилась по сравнению с первоначальным состоянием, б) что этот процесс проходил гораздо дольше, чем можно исчислить по Библии, в) что последовательность геологических пластов указывает на последовательность развития форм животной жизни, таким образом заключая в себе биологическую эволюцию. Существенным являлось то, что те, кто с готовностью восприняли эти положения и на самом деле выразили большой интерес к проблеме эволюции, являлись радикалами-непрофессионалами, представителями среднего класса Британии (всегда отвергавшими возмутительного доктора Эндрю Юра, лучше известного по его хвалебным высказываниям в адрес фабричной системы). Ученые уже не слишком торопились поддержать новые открытия. Это и неудивительно, если вспомнить, что геология была единственной наукой в тот период, которой занимались исключительно господа непрофессионалы-любители (возможно, потому, что обычно исследования велись за границей, по большей части в дорогостоящих геологических путешествиях), которые не могли быть серьезно восприняты в университетах Оксфорда и Кембриджа.

Таким образом, исследования по биологической эволюции все еще отставали. И лишь после поражения революций 1848 г. начались усиленные исследбвания, и только тогда Чарльз Дарвин взялся за эти исследования с величайшей осторожностью и неуверенностью. Даже параллельные исследования эволюции в эмбриологии временно прекратились. В это время первые немецкие натуралисты-философы, такие как Иоганн Меккель из Галле (1781–1833 гг.), выдвинули предположение о том, что во время роста эмбриона в организме повторяется эволюция вида. Но этот закон биогенетики, хотя сначала и был поддержан такими учеными, как Ратке, который открыл, что эмбрион птиц проходит через стадию земноводных, которыми они когда-то были (1829 г.), это было отвергнуто грозным фон Бэром из Кенигсберга и С.-Петербурга; экспериментальная физиология, казалось, обратила усиленное внимание на рабочих в районах Славонии и Балтики[218] — и это направление было забыто, пока Дарвин не сделал свое открытие. А тем временем эволюционные теории достигли значительного прогресса в изучении общества. Хотя этот прогресс не следует преувеличивать. Период двойственной революции относится к предыстории всех общественных наук, за исключением политической экономии, лингвистики и, возможно, статистики. Даже наиболее значительное открытие, последовательная теория Маркса и Энгельса об эволюции общества, в то время была не более чем предположением выдающимся, выдвинутым в великолепной брошюре-очерке или служившим основой для исторического повествования. Основательная научная база для изучения человеческого общества была создана только во второй половине века.

Так же обстояли дела с социальной антропологией или этнографией, которые находились у истоков социологии и психологии. Факт тот, что эти области исследования получили в наш период название и заявили права на то, чтобы считать каждую самостоятельной наукой со своими социальными системами, был отмечен Джоном Стюартом Миллем в 1843 г., пожалуй, первым подчеркнувшим значение физиологии. Важно и то, что во Франции и Англии (1839, 1843 гг.) были образованы специальные этнологические общества для изучения человеческих рас, а также с 1830 по 1848 г. увеличилось число исследований статистических методов и статистических обществ. «Общие инструкции для исследователей Французского этнографического общества» побуждали их изучать то, какую память люди сохранили с начального периода, какие изменения она претерпела в языке и в поведении (moeurs), в искусствах, науках и вещах, во власти и правительстве, во внутренних делах и в период иноземных нашествий{247}, явились чем-то большим, нежели программа, хотя в основном исторической. То, что в наш период важно в социальных науках (хотя значительное количество описательного материала было накоплено), их приверженность к материализму, было выражено в желании объяснить человеческие общественные различия с точки зрения окружающий среды, и их приверженность к теории эволюции; поскольку разве что Шаванэ в 1787 г., находясь в начале научной деятельности, дал определение этнологии как «истории прогресса человечества на пути к цивилизации»?{248}

Необходимо хотя бы вкратце упомянуть о мрачном побочном продукте этих первых открытий в социальных науках: теории рас. В XVIII в. много обсуждалось существование различных рас людей (или цвета кожи), когда проблема единого или множественного создания человека также беспокоила человеческие умы. Моногенисты и полигенисты расходились по многим положениям. Первых объединяла вера в эволюцию и равенство людей, что уже легче, поскольку в этой точке наука по крайней мере не расходилась с Библией; такие ученые, как Причард, Лоуренс