Либежгора - Рустам Разуванов

проверив замок, мы направились в конец деревни, за которой была лесная дорога к остановке. Свет в доме соседки тети Нины по-прежнему горел. Мы ненадолго остановились, присматриваясь к ее окнам, но ничего так и не заметили. Я даже немного осмелел, добежал до нашего огорода и заглянул туда. Внутренний голос подсказывал, что там ничего нет. Так и оказалось: все было тихо. Постояв еще немного у соседского дома, мы двинулись дальше.

Мы шли вдоль деревни среди домов, в которых безмятежно спали люди. Так странно, ведь кто-то может этой ночью спокойно спать, а потом с утра за завтраком услышать историю вроде нашей, и небрежно махнув рукой в сторону, сказать: «Брехня это все». Необычное ощущение, но все же оно мне нравилось, придавая жизни неповторимый вкус правдивой реальности. Кажется, если просто жить, то под конец, наверное, даже не вполне будешь понимать, действительно ли ты жил или это все был сон. Но вот после такого, в такие моменты, как сейчас, которые никогда не сотрутся из памяти, приходит четкое осознание, что ты живешь, что где-то буквально за углом прячется что-то еще совсем неизведанное и чтобы это понять, нужно прожить еще не одну такую жизнь. Да и люди – люди сразу же становятся как-то ближе, словно переживая все вместе какое-то горе. Быть может, это и есть горе? Нас погнала из собственного дома в ночь какая-то нечистая, а наша бабушка теперь лежит в больнице. Разве это не горе? Но все равно… У этого горя был какой-то особенный вкус непередаваемой реальности бытия. Я, как и остальные, соглашался, что нам сейчас лучше уехать отсюда, и все же всей душой сожалел об этом.

Над нами светила ярко-желтая луна. Мы подходили к концу деревни, за ней уже виднелась петляющая дорога, уходящая через поля в лес к навесному мосту через реку. Что теперь? В Ленинград? Обратно в школу, учиться, работать и жить, вспоминая вечерами эти моменты, когда мы вжимались все вместе в угол, охваченные невероятным страхом? Вспоминать, как мы боялись и как ясно мы чувствовали жизнь в этот момент?

Когда мы спустились с горы и вышли из деревни, мне показалось, что позади нас, откуда-то со стороны леса за деревней раздалось пение. Но все кругом было теперь неважным. Я словно чувствовал, как выхожу из-под влияния чего-то особенного, чего-то настолько живого, что по сравнению с этим «что-то» мы сами по себе – будничная повседневность. И теперь это «что-то» оставалось позади, все дальше и дальше. Даже беспокойство куда-то испарилось. Нам было не страшно идти через лес, все было как-то обыденно. А вот и мост. Осталось совсем немного. Тетя Таня встала посреди моста.

– Кто хоть там воет-то?

– Может, напился кто да песни поет?

– Да шли же по деревне – тихо было!

– Черт его знает…

– Вот, стой, послушай!

– Что-то ерунда какая-то…

– Да и хрен с ними, пойдемте уже.

Мы шли через раскачивающийся мост в сторону остановки, а в голове у меня все еще звучал этот странный мотив. Наступило утро. Все стихло и успокоилось.

Глава 48. Возвращение

Через час к остановке начали подходить люди. Их лица были нам незнакомы, и несмотря на то что мы были из другой деревни, мы все равно здоровались. Постепенно завязались беседы о делах по хозяйству да о погоде. Пока мы сидели на остановке, мама даже успела немного вздремнуть. Я же никак не переставал испытывать какую-то опустошенность. Все теперь казалось каким-то унылым и пресным. Когда подъехал почти пустой автобус я, скрепя сердце, поднялся, водрузил на себя сумки и поплелся в салон вслед за остальными. Мы сели в самом конце, благо, салон был почти пустой. Наблюдая за деревьями, мелькающими за окном, я заснул под шум двигателя.

Сквозь сон я едва понимал, как мы приехали, как дошли до квартиры. Все было будто в тумане. Потом снова я лег спать. Мне опять снилась какая-то солянка, которую я даже не запомнил. Кто-то плясал вокруг меня, люди, какие-то кострища – ничего конкретного. Сквозь сон до меня доносились обрывки слов: «перевели», «уезжайте», «потом еще приедете, главное, все хорошо теперь». Я знал, что это мне не приснилось. Когда я проснулся, я уже был настроен ехать в Ленинград. Комната, где я спал, была оклеена голубыми обоями, на которых были нарисованы белые облака. Вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как тикают часы. Удивительно: так спокойно, но в глубине души все равно ныло. Словно я расстался с чем-то очень близким и важным для меня, с чем-то родным.

– Проснулся?

– Ага…

– Сегодня в Ленинград поедем, через три часа.

– Бабушку перевели, да?

– Откуда ты знаешь?

– Сквозь сон что-то такое слышал.

– Да, говорят, что ей было очень плохо и пришлось дать ей сильнодействующие лекарства. Теперь она проспит пару дней, а потом Таня с Верой к ней придут.

– Понятно.

– Ты расстроился?

– Да нет, главное ведь, что мы ее нашли, правда?

– Конечно…

– Мама, а мы еще вернемся?

– К бабушке?

– Да.

– Ну, разве что только зимой теперь.

– Зимой…

– На новогодние каникулы.

– Это будет еще не скоро.

– Ну, а теперь уже никак.

– А я бы хотел.

– Да тебе лишь бы в школу не ходить!

– И то правда, я про нее совсем уже забыл.

– Подожди, вот увидишь, время быстро пролетит.

Пока мы ехали в поезде, я всю дорогу смотрел в окошко и размышлял, вспоминая все в деталях: как кто-то стучался к нам в окна, как мы слышали голос бабушки, которая в этот момент была в больнице, как мы видели девочку в клити, как соседка тетя Нина ходила кругом, если это вообще была она. Как чуть не сгорел наш дом. Как бабушка залезла на крышу. Как я испугался ее, когда она бегала ночью по коридору. Как ночью кто-то скребся у нас в доме и открыл крышку погреба. Как бабушка взяла посуду и расставила фотографии, устроив званый ужин неведомо для кого. Как мы кого-то видели на веранде. Нет… Это все не совпадение, что-то такое есть, точно. Я мысленно унесся к тем событиям, когда мы ездили в Старую мельницу, тетя Вера ходила с бабой Любой на перекресток дорог у Либежгоры, когда в первую ночь вернулась бабушка, а до этого мы разыскивали ее в лесу и на болотах. А потом вспомнилось и все то, что мне рассказывали об этих местах: какой-то народец, похоронивший сам себя заживо, святая роща, в которой молились, раскопки курганов, люди, похороненные