Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

глазами сигналы флирта. Но Сынхён на неё даже не посмотрел. - Пойдём, посидим в кафе? – предложил он мне. - Хочу мохито. - Безалкогольный? - Естественно. – Я кивнула, отступая прочь, за Сынхёном, и видя, как туристка, уже украдкой, провожает глазами красивого мужчину, в компании которого уходила я. Так и подмывало сказать ей на английском, что это мой папа. Какая у неё бы была реакция? Но я не стала ввязываться. - Странно видеть, как у памятника, имеющего мою историю, подтекст, некий личный смысл, и даже немного мои черты, фотографируются люди, совершенно не подозревающие обо всём этом. Что они думают, глядя на эту бронзовую парочку? И думают ли вообще? - У каждого предмета искусства есть своя история, известная только автору. Или хотя бы заказчику. Многое этим и цепляет. Кто-то запросто называет бессмысленными непонятные ему вещи, но тот, кто их создавал, точно знает, что вкладывал во время работы. - Но есть же и коммерческие вещи, которые делаются на поток, по-ремесленному, автору некогда закладывать туда что-то, он и никакой историей не успел обрасти, ему нужно заработать денег – вот и всё. - Да, но как ты отличишь одно от другого? – Сынхён остановился на выходе с пляжа, обернулся к памятнику и указал на него ладонью с присогнутыми пальцами, словно держал в них что-то невидимое, мешающее выпрямить хоть один и ткнуть, как полагается. – Большинство приезжих будет считать, что скульптура – очередная приманка для туристов, дополнительное место для посещения. Скоро начнут тереть хвост дракону и косу девушке, кидать в них мелкие монетки. Кто догадается, что это не для них, а для подтрунивания над главарём местной мафии? - Никто, - подытожила я. – А догадался ли главарь местной мафии, что это – моя просьба? - Я ему не говорил, - пожал плечами Сынхён и указал мне вперёд. – Идём, не будем перегреваться в такую жару. Мы уселись не в ближайшем кафе – открытом, с атмосферой семейного отдыха, где сидели ради мороженого пары с детьми, а прошли чуть дальше, в тихий ресторанчик с кондиционерами, где цены явно были выше. К тому же, официанты сразу же стали кланяться Сынхёну, здороваясь с ним. Его тут знали, вероятно, им с Джиёном или другими компаньонами не раз приходилось расслабляться здесь после дел. Или во время них, за переговорами с представителями легального бизнеса и администрации. Ведь бандитские вопросы решаются только по ночам. Здание стояло на возвышении, и мы к тому же поднялись по лестничному пролёту, поэтому вид из окна по-прежнему открывался на пролив, сегодня спокойный и светлый, без высоких волн и густых облаков над ним. Поодаль проходили корабли и яхты, от которых добегали до берега пенящиеся складки воды. В Сингапуре царила иллюзия покоя. Когда нам принесли мохито, мы уже успели немного остыть в приятной прохладе помещения. Мне хотелось о чём-нибудь заговорить, но этот случай был сложнее, чем с Тэяном. Тут не спросишь без обиняков «ну как, личную жизнь наладил?». Общих воспоминаний тоже было меньше. Выручил сам Сынхён: - Тебе бы кого больше хотелось – мальчика или девочку? - Не знаю, я думала над полом ребёнка, ну, в плане, кто родится? Но не смогла разобраться, кого хочу больше. С одной стороны, мне кажется очень логичным родить мальчика, Дракона-младшего, - покраснев, я прикрыла одну щёку ладонью и посмеялась, - чересчур амбициозно для меня звучит, да? С другой стороны, душевнее как-то вышло бы с дочкой, к тому же, по маме, у меня в роду все первыми рожают девочек. Я в семье старшая, мама в семье старшая, бабушка в своей семье тоже была старшей. - У тебя большая семья? Я помню, у тебя несколько братьев и сестёр? - Да, нас пятеро. Это родных. Ещё шестеро двоюродных, тётя, два дяди, большинство жило в нашей же деревне, поэтому праздничные застолья обычно превращались в гульбище и огромное пиршество. А у тебя? - Я один в семье. – Помолчав, Сынхён сказал: - И Элин была единственной. Её мать умерла от рака, когда ей было около двенадцати лет. Отец пережил дочь на год. Из семьи у меня остались только родители, но я редко их навещаю, не потому, что плохой сын… А впрочем, и поэтому тоже. Просто в моей компании они чувствуют себя ещё более одинокими, чем без меня. Когда я далеко, у них есть ожидание моего приезда или разговоры обо мне, они могут позвонить мне и спросить, как дела. Когда же я приезжаю, то говорить со мной не о чем, в моей жизни ничего не происходит, развлекать их я не умею, и радовать тоже. Жизнь превращается в тяжёлую печаль, угнетённое состояние наваливается на всех день на третий максимум, и все нетерпеливо ждут окончание визита. Мне хотелось взять его за руку и поддержать, утешить – всё не так, и он видит в мрачном цвете ситуацию, но я по себе знала, как болезненно можно воспринять эту противную жалость, когда ты уже смирился или переборол в себе горечь, а тебя берут за руку и смотрят тебе в глаза, ожидая, что несут этим облегчение. Но оказывается наоборот, и душа скрипит ещё сильнее, слёзы скапливаются и поднимаются. Я предпочла сохранить молчание и бездействие, чтобы позволить Сынхёну самому отвлечься. - Последние годы семья для меня – это Джиён, - поведал он. Я почти удивилась, успев оторваться цепочкой размышлений от главного героя сингапурских бесед. - Джиён ведь тоже один у родителей, да? – Его лучший друг замер, остановив на мне взгляд. Пальцы, смазывающие капли конденсата со стакана, тоже остановились. - Он никогда не рассказывал тебе о своей семье? - Как-то вскользь… Говорил, что готов защищать свою мать и не очень уважает отца… Но я никогда не слышала от него о братьях и сёстрах. Они у него есть? – Моё удивление стало расти. Мне и в голову не приходило, что у Джиёна есть какие-то родственники, я не задумывалась об этом. Опущенный взгляд Сынхёна подтвердил мои догадки: - Лучше сама у него как-нибудь спроси об этом. - О нет, очередные загадки, - откинулась я на спинку ротангового кресла и, начиная злиться, остановилась и тихо засмеялась, прикрыв веки. – А чего я ещё хотела? Я же прилетела в Сингапур. Никакой правды, никакой откровенности. В лучшем случае, на этот раз пощадят мои нервы. Но психику? Нет, здесь это не модно. Отойдя