Деррида - Бенуа Петерс

7 января 1978 года

Когда сама дата становится местом крипты, когда она занимает ее место.

Узнают ли когда-нибудь, почему я ставлю здесь эту дату? Бросок костей.

Также говорят дата как данное (данная вещь, datum). Есть сегодняшняя дата, о которой никогда не узнают, что в эту дату дано было пережить – и что отнято.

Сама дата займет место крипты, только она и останется, в самом сердце[779].

Глава 11

От «новых философов» к Генеральным штатам. 1977–1979

Когда 10 января 1975 года была создана телепрограмма «Апострофы», во французском медийном поле наметился резкий поворот. Очень быстро передача, которую Бернар Пиво ведет по пятницам в 21.30 на канале Antenne 2, приобретает большое значение в литературном и интеллектуальном мире. Одно только присутствие автора в студии ведет к значительному увеличению продаж, а блестящее выступление может сделать из сложной книги бестселлер.

Вскоре передача начинает кардинально менять издательские практики, способствуя появлению поколения авторов, которые выросли вместе с телевидением и с легкостью его используют. В обход классических инстанций легитимации они хотят обращаться напрямую к широкой публике. Совпадение их интересов с интересами «Апострофов» носит не только медийный, но и идеологический характер: для Бернара Пиво важны не сами книги, а дискуссии, которые они могут вызвать. Поэтому предпочтение отдается актуальным вопросам, начиная с тоталитаризма. Среди первых гостей передачи Солженицын, чей «Архипелаг Гулаг» был переведен на французский в 1974 году, наделав немало шуму. Что же до «новых философов», то они сделают из «Апострофа» свою излюбленную трибуну[780].

27 мая 1977 года Пиво предлагает им стартовую площадку в виде специального выпуска передачи под названием «Новые философы: кто они – правые или левые?». В телестудии собрались Бернар-Анри Леви, Андре Глюксман и Морис Клавель, с одной стороны, и Франсуа Обраль и Ксавье Делькур, авторы книги «Против новой философии», – с другой. Выступление «новых философов» получило более высокую оценку, чем выступление их противников. На следующий день продажи первой книги Бернара-Анри Леви «Варварство с человеческим лицом» взлетели, вскоре достигнув 80 тысяч экземпляров.

«Новая философия», поддерживаемая в основном крупными изданиями, включая Le Monde и Le Nouvel Observateur, становится причиной раздора в интеллектуальных кругах, еще более значительного потому, что большинство этих молодых авторов получили образование в Высшей нормальной школе, рядом с теми, на кого они теперь обрушиваются с критикой. Мишель Фуко, как и его друг Морис Клавель, в 1975 году поддержал Андре Глюксмана в момент выхода в издательстве Seuil его книги «Кухарка и людоед». Филипп Соллерс, порвавший с маоизмом по возвращении из Китая, заключает союз с Бернаром-Анри Леви, методично защищая его книги. Ролан Барт поддержал «Варварство с человеческим лицом», напечатав в Les Nouvelles littéraires письмо, адресованное автору книги. Жиль Делез, наоборот, выражает свое негодование в маленькой брошюре «По поводу новых философов и одной более общей проблемы». Он с самого начала заявляет, что «их мысль ничтожна»:

Я вижу две возможные причины этой ничтожности. Во-первых, они оперируют крупными концептами, такими же крупными, как щербатый рот: закон, власть, господин, мир, бунт, вера и т. д. Поэтому они могут составлять из них гротескные соединения, обобщенные дуализмы: закон и бунтарь, власть и ангел. При этом, чем слабее содержание мысли, тем большее значение приобретает мыслитель, тем более важный вид – по сравнению с пустотой высказываний – напускает на себя субъект высказывания… При помощи двух этих процедур они разрушают работу… Это массовое возвращение к автору, к крайне тщеславному пустому субъекту и к обобщенным стереотипным концепциям представляет силу досаждающей реакции[781].

Далее в своем тексте Делез сближает демарш «новых философов» с предложениями реформы Аби: в обоих случаях речь идет о «существенном облегчении „программы“ философии». Но больше всего, больше, чем Леви и Глюксман, его беспокоит глубокое изменение, которое это «маркетинговое предприятие» внесло в интеллектуальную жизнь: «По сути дела, оно представляет собой следствие подчинения всей мысли сфере медиа; одновременно оно обеспечивает самим медиа минимум интеллектуальных гарантий и спокойствия, позволяющий задушить порывы к творчеству, которые могли бы их расшевелить».

Деррида осознанно держался в стороне от этих дебатов. Но в конце лета Жан Пьель попросил его принять участие в специальном номере Critique на тему «Зачем нужна сегодня философия?», не скрывая от него, что идею ему подсказала «непристойная реклама, омерзительная и комичная, так называемого творчества тех, кто называет себя „новыми философами“». Пьель подготовил анкету, «совершенно нейтральную», и рассылает ее всем философам, которых уважает, «а также многим молодым философам»[782]. Жан-Люк Нанси и Филипп Лаку-Лабарт, получив анкету, раздумывают над тем, стоит ли на нее отвечать. Деррида предпочел бы, чтобы ни они, ни он сам не соглашались на участие в номере до тех пор, пока не будет известно, с кем они окажутся вместе и ради чего:

Я не хочу ни в чем обвинять Пьеля (слишком долго рассказывать, и, прежде чем уйти из Critique, я долго приглядывался к последствиям его практики, но не важно), но одно можно сказать наверняка: он уже давно не делает ничего позитивного в «нашем» направлении и главный его мотив – защитить от «новых философов» что-то, что лично мне не так уж и дорого…

Анализ сцены, которая произвела этот огромный мыльный пузырь новой философии, с наскоку не сделать, тем более в письме, но в одном, думаю, можно согласиться: силы, которые господствуют в ней сегодня или которые ею пользуются, таковы, что все, что заходит на их территорию, все, что говорит на том же уровне громкости, пусть даже (или в особенности) критикуя их, их только укрепляет. Порой внешнее молчание, как следует подчеркнутое, равнодушное упорство, на другой территории может оказаться эффективнее, страшнее[783].

Несколько дней спустя Деррида скажет то же самое Пьелю, но в несколько иной манере. Конечно, его очень волнует поставленный вопрос, в частности вопрос о «новых философах». И разумеется, он спрашивал себя, что могли бы представлять собой «анализ и наиболее эффективная, релевантная, политическая и т. д., а также наиболее утвердительная реакция» помимо «отвращения», которое внушает ему это «зловещее явление». Но он вскоре должен уехать на пять недель в Соединенные Штаты, где у него очень насыщенная программа. Если он что-то и соберется написать, то хотел бы ограничиться кратким анализом, который соответствовал бы уровню явления, считающимся Деррида