Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт

того, чтобы целовать у тела ноги, из-за чего его тайно ночью похоронили. Однако лишь с огромными усилиями удалось притушить разгоревшийся снова дух пророчества, который охватил теперь также женщин и крестьян. «Чтобы после этого как-то вновь привести людей в более радостное настроение, Медичи, Джулиано (брат Льва) и Лоренцо устроили в Иванов день 1514 г. великолепные празднества, охоты, процессии и турниры, по случаю чего сюда помимо некоторых важных вельмож прибыли также шесть кардиналов, последние, правда, не в облачении».

Величайший проповедник покаяния и пророк был, однако, сожжен во Флоренции уже в 1498 г.: это был фра Джироламо Савонарола из Феррары[944]. Мы вынуждены ограничиться здесь краткими замечаниями на его счет.

Мощным орудием, посредством которого он преобразовал Флоренцию и правил ею (в 1494-1498 гг.), была его речь. Надо сказать, лишь весьма ограниченное представление о ней дают уцелевшие проповеди, в большей своей части с недостаточной точностью записанные прямо на месте. Нельзя сказать, чтобы внешне его средства были уж настолько величественны, поскольку его голос, произношение, риторическая обработка речей и т. п. составляли скорее слабую сторону, и если кто желал слышать владеющего стилем и искусного проповедника, шел к его сопернику — фра Мариано да Гинаццано. Но в речи Савонаролы была заложена та высочайшая личностная сила, которая с тех пор уже больше не встречалась вплоть до самого Лютера. Сам он считал это за озарение и поэтому без ложной скромности оценивал дело проповедника очень высоко: в большой иерархии духов непосредственно над проповедником стоят низшие ангелы.

Вначале эта целиком превратившаяся в пламя и горение личность осуществила другое, еще большее чудо: его собственный принадлежавший Доминиканскому ордену монастырь Сан Марко, а потом и все доминиканские монастыри Тосканы пришли к единому мнению и добровольно осуществили значительную реформу. Когда знаешь, что представляли собой тогдашние монастыри и как бесконечно трудно было добиться, чтобы монахи согласились на самое малейшее изменение, вдвойне удивляешься такой всецелой перемене мнения, как эта. Когда же преобразования начались{504}, они были подкреплены тем, что значительное число людей одинаковых убеждений становились теперь доминиканцами. Сыновья из первейших домов Флоренции поступали в Сан Марко в качестве послушников.

Эта реформа ордена в одной из земель Италии явилась теперь первым шагом в направлении национальной церкви, до которой, будь век этого человека продолжительнее, дело бы несомненно дошло. Разумеется, сам Савонарола желал реформирования всей церкви в целом и потому уже к концу своей деятельности разослал всем значительным государям настоятельные призывы к тому, чтобы созвать собор. Однако его орден и его партия были уже для Тосканы единственным мыслимым органом ее духа, стали солью земли, в то время как все соседние области пребывали в прежнем состоянии. Самоотверженность и воображение все в большей и большей степени побуждали его желать превратить Флоренцию в царство Божие на земле.

Предсказания, частичное осуществление которых наделило Савонаролу сверхчеловеческими свойствами, — это тот самый пункт, посредством которого всемогущая итальянская сила воображения овладевала даже лучше всего сохранившимися, преисполненными мягкости душами. Поначалу францисканцы-обсерванты полагали, что они, воспользовавшись тем отблеском славы, который был им оставлен св. Бернардино да Сиена, смогут усмирить великого доминиканца при помощи конкуренции. Они предоставили одному из своих людей пульт в соборе и поручили ему перещеголять принадлежавшие Савонароле предсказания несчастий еще более мрачными пророчествами, пока Пьеро де Медичи, который тогда все еще правил Флоренцией, не приказал на время замолчать и тому и другому. Вскоре после этого, когда Карл VIII явился в Италию и Медичи были изгнаны, как это и было совершенно недвусмысленно предсказано Савонаролой, люди стали верить ему одному.

Необходимо здесь признать, что к собственным предчувствиям и видениям Савонарола не был склонен подходить с какой бы то ни было критикой; что же до чужих, к ним был он довольно критичен. В надгробной речи на смерть Пико делла Мирандола он довольно-таки немилосердно обращается со своим умершим другом. Поскольку Пико, несмотря на исходивший от Бога внутренний голос, все же не пожелал вступить в Орден, он сам, Савонарола, попросил Бога как-то его наказать; однако на самом деле он не желал его смерти, и пускай теперь посредством подаяния и молитв будет достигнуто то, чтобы душа его лишь на время задержалась в чистилище. Что до утешительного видения, бывшего Пико во время болезни, когда ему явилась Мадонна и пообещала, что он не умрет, то, признается Савонарола, он долго считал это дьявольским наваждением, пока ему не открылось, что Мадонна разумела здесь вторую смерть, а именно смерть вечную. Если это все и многое подобное в том же роде отдает заносчивостью, так ведь он, этот великий дух, и поплатился за все, причем расплата была самой жестокой. В последние свои дни Савонарола, надо полагать, признал ничтожность своих видений и предсказаний, и все же в нем сохранялось достаточно внутреннего мира, чтобы отправиться на смерть в блаженном состоянии. Однако его приверженцы помимо учения на протяжении трех десятилетий придерживались еще и его пророчеств.

В качестве преобразователя государства он трудился лишь постольку, поскольку в противном случае всем делом овладели бы вместо его приверженцев враждебные ему силы. Несправедливо было бы оценивать его на основании полудемократической конституции (с. 382 прим. 155) начала 1495 г. К тому же она не хуже и не лучше других флорентийских конституций[945].

Вообще говоря, то был наименее подходящий для вещей такого рода человек из всех, кого только можно представить. Действительным его идеалом была теократия, при которой все в блаженном смирении преклоняется перед Незримым и любые конфликты страстей с самого начала исключены. Вся его натура заключена в той надписи дворца Синьории, содержание которой было его девизом уже к концу 1495 г.[946], и которая была возобновлена его приверженцами в 1527 г.: «Jesus Christus Rex populi fiorentini S.P.Q. decreto creatus»{505}. К земной жизни и ее условиям он имел столь же малое касательство, что и любой подлинный и строгий монах. Согласно его воззрениям, человек должен заниматься лишь тем, что находится в непосредственной связи со спасением души.

Насколько явственно выявляется это в связи с его воззрениями на античную литературу. «Единственным благом, — проповедует он, — которое принесли Платон и Аристотель, было то, что они произвели на свет много аргументов, которые возможно использовать против еретиков. Все же и они, и прочие философы пребывают в аду. Старая женщина больше смыслит в вере, чем Платон. Для веры было бы хорошо, если бы многие представляющиеся полезными книги были уничтожены.