Похвала добродетели - Эльдар Бертович Гуртуев

— Я готов, — первым отозвался Магомет. — Там, в поселке, у меня есть надежные люди, они помогут. И я знаю там каждый камень...

— Что. скажете, Саша... простите, Александр Иванович?

— Где Магомет, там и я, — твердо ответил разведчик.

— Решено! — сказал командир. — Мы будем ждать вашего возвращения, как пророка Магомета ждут правоверные мусульмане. — Он улыбнулся собственной шутке и добавил: — На подготовку даю три часа. Есть вопросы?

— Есть, — сказал Магомет, все еще внимательно всматриваясь в карту. — Почему здесь все обозначения сделаны по-немецки?

— Да потому что карта — трофейная, — объяснил командир, — мы ее у одного фрица «одолжили». Интересно, что отпечатана она в Берлине еще до войны! И исключительно точна — все как на ладони. Я и сам раздумывал над этим и пришел к выводу, что приезжавшие к нам в гости немецкие альпинисты не теряли времени и не только любовались нашими пейзажами. А ты как думаешь? — в упор спросил он Магомета.

— Потому и спросил, что сам об этом подумал, — сказал Магомет и с горечью добавил: — А я-то, дурак, принимал их за людей!..

Едва только тусклое ноябрьское солнце закатилось за дальнюю гряду и склоны гор окрасились в фиолетовые тона, оба разведчика достигли Волчьей поляны.

Белые маскхалаты, надетые на теплые полушубки, были стянуты широкими ремнями, на ремнях — по пистолету и по две гранаты. В руках — автоматы.

— Вот ведь до чего дожил, — с горечью сказал Магомет. — По родному ущелью должен ходить в халате, как какой-то белый джинн, да еще и оглядываться по сторонам, будто абрек-конокрад, опасающийся погони.

— Э, парень, в том ли дело! — откликнулся Александр Иванович. — Не дожить бы до худшего...

— Нет, ты меня не поймешь, — продолжал Магомет. — Ты не можешь понять, что мне стыдно украдкой пробираться по своим родным горным тропам, стыдно перед самими вершинами! Мой отец охотился здесь за турами, а я иду и тени своей боюсь. Тебе этого не понять!

— Ну, допустим, — согласился Александр. — Допустим, что твои переживания мне непонятны. А понятны ли тебе мои? Ведь мои родные вот уже второй год — под немцем, не знаю, живы ли они... Эй, Магомет! — Вдруг воскликнул Александр. — Быстро прыгай вправо, за камень! Быстро!..

Однако было уже поздно: фашистский патруль, выросший словно из-под земли, заметил советских разведчиков. Два гитлеровца издали открыли огонь, и спящие под серебристо-лиловым покрывалом холодные горы откликнулись на стрельбу раскатистым, долгим эхом. Пули с визгом отлетали от валуна, за которым спрятались Магомет и Александр.

— Сиди, Магомет, сиди, я сейчас наколю их на мушку...

Александр прижался к утесу, прицелился...

Вражеская пуля ударила его в левое плечо, он смертельно побледнел, выпустил из рук автомат.

— До орешника добежишь? — испуганно спросил Магомет. — Беги, Саша, это совсем рядом. А там — пещера с выходом. Ну, скорей же, слышишь?

Но Александр Иванович, собрав остатки сил, укрепил свой автомат в расщелине скалы и одной рукой возобновил огонь. Рядом с ним пристроился и Магомет.

Не прошло и десяти минут, как из-за поворота, скрытого скалой, выскочили немецкие мотоциклисты с пулеметами. Они открыли огонь, но били наугад, потеряв из виду противника. Ущелье загрохотало.

— Слушай, Александр, — строго и решительно заговорил Магомет, — я приказываю тебе отойти к пещере. Слышишь — приказываю!

Стиснув зубы, он продолжал стрельбу и из своего укрытия отчетливо видел, как, перебегая от камня к камню, к нему приближаются немцы — человек пять-шесть, не меньше. Патроны в автоматах иссякли, перезаряжать уже было некогда. Магомет сорвал с пояса гранаты и, одну за другой, швырнул их в сторону врага...

Магомет оглянулся. Он был сейчас совершенно один.

Александр уже почти достиг густого орешника, когда у самого входа в пещеру почувствовал боль в ноге. Сжав в ладони пистолет, он хотел было прицелиться, но в голове медленно завращались огромные цветные диски, перед глазами все поплыло, и, лишившись сил, он тяжело осел на землю. Последней его мыслью было: «Как же это так? Как же теперь Магомет?..»

И наступило безмолвие.

VI

Странно, но история с гитлеровским портретом, заляпанным навозом, не вызвала шума. Видимо, немцам было не до того, и они просто заменили этот портрет другим, точно таким же. Однако часовой полевого госпиталя теперь уже бессменно дежурил у входа в школу, прямо под фюрером, который с гримасой презрения глядел на своего солдата.

Приблизившись к школе, Азрет сразу заметил долговязого солдата с белыми бровями. Это он накануне избил старика Заурбека за то, что тот отказался принести немцам дрова. Мало того что избил, — он еще разрубил топором крыльцо заурбековского дома и, взвалив на себя доски, поволок их к школе. Несчастный Заурбек хотел было взяться за ремонт, но немец вскоре снова вернулся, с тачкой, и увез все, что осталось от разбитого крыльца.

Глядя сейчас на этого белобрысого негодяя, Азрет изнемогал от ненависти и жажды мщения. Он чувствовал, что должен немедленно что-то сделать. Но что?..

Вернувшись домой, он нашел длинный и плотный лист бумаги, крупными буквами вывел на нем: «Смерть немецким захватчикам!» — и скатал бумагу трубкой. Потом взял горстку муки, заварил ее крутым кипятком и стал дожидаться сумерек.

До комендантского часа оставалось всего минут двадцать, когда парень, выскользнув из дому, поспешил к школе. Под курткой у него за широкий ремень был заткнут тугой рулончик, в кармане лежала баночка с клеем. Только бы выбрать момент и незаметно налепить лозунг на дверь школы или хотя бы на забор, — пусть все прочтут!

Наблюдая издали за часовым, Азрет увидел, что тот завернул за угол школы. Не прошло и минуты, как парень оказался у самых дверей. И в это мгновение чья-то тяжелая и крепкая, как клещи, рука, схватила его за плечо.

От страха и неожиданности Азрет замер. «Ну, все, — решил он, — теперь уже мне не отвертеться... Или повесят, или расстреляют, — больше ждать нечего. Что станет с матерью? Что скажет отец, если вернется с войны живым?.. Неужели уже нет спасения?..»

— Ты что здесь делаешь, собачий сын? — прошипел над ухом чей-то сдавленный голос.

Человек говорил по-балкарски, и Азрет вдруг ощутил, что не все еще потеряно, возможно, он будет спасен.

Медленно повернув голову, он увидел Бисолтана,