Пульс Хибин. Сборник - Борис Николаевич Никольский

— Где мои лыжи? Лыжи мои где? — горячился Гиви, размахивая руками прямо перед лицом своего тренера. — Я их только на один маленький момент сюда поставил!

— Да их какой-то мальчишка взял... — растерянно лепетали болельщики-свидетели из ближайшего окружения. — Мы думали, он вам помочь хочет... Поднести...

— А? Думали?! Они думали, а я что теперь думать буду? Я одни черные мысли думать буду!

— Прыгнешь на запасных... — сказал тренер.

— Вай! — отмахнулся Гиви. — На десять сантиметров короче? У меня от смеха будет разрыв сердца...

Но спортивные болельщики тем и отличаются от нормальных людей, что они всегда надеются на чудо. И если между людьми одного пламенного желания существует тайная незримая связь, в тот миг все почувствовали, как на вершине эстакады невысокий черноволосый лыжник, словно стальной жгут, напрягся для страшного прыжка.

Набычившись, он ждал гонга.

Было совершенно непонятно, как несколько тысяч человек с бешено прыгающими сердцами могут создать такую тишину. Даже ветер — Гиви повезло! — вроде бы удивленно прислушался и на минуту перестал срывать с флагштоков разноцветные национальные флаги. И в этой давящей, невообразимой тишине Гиви взял старт. Его выбросило со стола отрыва, как реактивный перехватчик с катапульты! Он совершил поистине феноменальный прыжок. Гора приземления была размечена на семьдесят пять метров — предел теоретической возможности трамплина. Гиви сделал невозможное — прыгнул на семьдесят шесть! И — упал! Упал, но в реве тысяч молодых глоток это уже было несущественным. Он все-таки прыгнул, прыгнул, черт побери все расчеты, математические выкладки и теоретические пределы!

Голос Василия Ивановича по радио стал удивительно похожим на голос любого из великого племени мальчишек, любящих спорт:

— К сожалению, — и в этом голосе звучало подлинное мальчишеское горе, — рекордный результат Гиви Сахадзе для нашего снежногорского трамплина — семьдесят шесть метров — не может быть засчитан из-за падения. По сумме очков двух попыток победителем международных состязаний стал советский спортсмен Николай Раменский, представитель команды ЦСКА. На втором месте...

Что ж... Никто из зрителей не свистел. Все было правильно. В спорте есть свои железные законы.

— Эх, — чуть не плача от обиды, вздохнул болельщик-верхолаз. — Все равно Гиви в миллион раз лучше! Вы такого второго прыжка ни у кого в жизни больше не увидите! Сахадзе еще даст всем звону!

Над орущей, неистовой толпой взлетал и падал знакомый болельщикам многих стран красно-синий свитер с двойной треугольной белой полосой на груди: качали неофициального рекордсмена...

Вечером после шумного, но, как всегда, безалкогольного товарищеского ужина Гиви Сахадзе тихонько выскользнул из гостиницы: ему хотелось одному побродить по тихим белым улочкам Снежногорска. Улицы и впрямь были тихими и белыми. Сугробы по сторонам дороги подымались выше человеческого роста, снежные надувы достигали подоконников первых этажей в стандартных пятиэтажках, и тени от оконных переплетов плоско лежали на снегу. Морозный воздух бодряще покалывал легкие, над плавными линиями угадываемых в темноте гор, почти не мигая, висели крупные звезды, а внизу в долине красные сигнальные огни очерчивали трубы горнообогатительной фабрики. Канатка еще работала, и по освещенной прожекторами слаломной трассе скатывались неуемные горнолыжники.

Гиви потянуло к темному, безлюдному и молчаливому трамплину. Он поднялся к горе приземления, еще раз посмотрел на отметку своего прыжка — досадное место триумфа и падения... Потом яростно и шумно вздохнул и стал обходить склон.

Слева от большого трамплина оставался старый, сорокаметровый, на котором тренировалась школа. С нижней его площадки прыгал начинающий молодняк, «детсадники». В слабом боковом отсвете прожекторов Гиви показалось, что у лестницы на малый трамплин, прямо под опорами, кто-то копошится. Заинтересованный Сахадзе, неслышно ступая своими «луноходами», подошел поближе. Спиной к нему, сосредоточенно сопя, мальчишка приспосабливал длинные прыжковые лыжи к своим разношенным стареньким слаломным ботинкам с белыми репшнурами вместо клипсов. Хорошо, что специальные крепления с носковой скобой никак не давались ему. Лыжи заметно фосфоресцировали в темноте, и на них четко выделялись крупные, во всю ширину плоскостей, черные буквы с названием фирмы. Гиви сразу же узнал свои пропавшие «Кнайсли»...

— Ты зачем мои лыжи украл? Украл, да? — набросился он на мальчишку.

Тот не испугался, только распрямился и в упор посмотрел на чемпиона. В темноте Гиви не видел выражения его глаз, но чувствовал, что мальчишка смотрит на него именно в упор — открыто и смело.

— Я не украл... — тихо, но твердо возразил мальчишка. — Я взял... на время. Я потом вам все равно бы вернул...

— А я из-за тебя первое место потерял, да?

— Я не знал, что вторая попытка будет. Думал, из-за ветра отложат... Я отошел — и их сразу в снег закопал...

— А зачем лыжи взял? — уже спокойней спросил Гиви. Он, сняв перчатку, поднял одну лыжу, почувствовав ее родную, почти живую тяжесть, и ласково провел пальцами по трем желобкам на скользящей поверхности...

— Ребята в школе говорили, что у вас реактивные двигатели портативные приспособлены... для разгона, — загорелся мальчишка. — Мы посмотреть хотели. Проверить.

— Реактивные? Портативные? Двигатели? — от хохота Гиви согнулся пополам и закашлялся.

Мальчишка переждал его смех и с достоинством добавил:

— Теперь-то ясно, что байки... А потом я сам прыгнуть решил. Попробовать!

— Попробовать? — ахнул Гиви. — А если бы ты шею попробовал сломать, как твоей маме это понравится?!

— Я не с самого верху, — оправдывался мальчишка, — я с этого, который пониже...

— Слушай, бичо, — покачал головой бывший бакурианскии сорванец, нынешний мальчишка в чемпионском свитере, — ты раньше хоть где-нибудь прыгать пробовал?

— Нет, — сказал мальчик. — Мы с Украины приехали. У нас там гор не было.

— Так... — внешне решительно сказал Гиви. — Ну вот что. Пойдем-ка, бичо, в отделение. В милиции тебе объяснят что к чему — и про лыжи, и про прыжки. У меня с тобой разговаривать уже живот заболел.

И он положил руку на плечо мальчишки, такое острое и выпирающее под скользкой капроновой курточкой. Он был уверен, что мальчишка вырвется и со всех ног сиганет в темноту. Сахадзе на это и рассчитывал, хотелось немного припугнуть этого сорвиголову. Но, к его удивлению, тот только шмыгнул носом и насупленно сказал:

— Пойдемте, раз такое дело... Только дайте я лыжи понесу, а?

Отделение милиции возле гостиницы они миновали молча. Но мальчишка