Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод

«инстинкт материнства», это «святое чувство» было подавлено более сильным инстинктивным побуждением, все же очень часто поступку способствует глубокое, врожденное чувство материнства. Нам известен случай, который наблюдался в Пугачевском уезде Самарской губернии, где мать, желая спасти своих детей от голодной смерти, накормила трех оставшихся у нее младенцев трупом своей 13-летней дочери, которая умерла.

Нам также напоминают о случае, когда слезы ее голодных детей побудили мать покормить их на трупе своего 2-месячного ребенка.

Были также случаи, когда доказательства указывали на наличие определенной формы безумия: например, когда люди начинали с поедания внутренностей трупов, и в случае с женщиной, которая первой приготовила голову трупа. А что делать с мужчиной в Уфимской губернии, который обратился к местным властям с просьбой разрешить убивать собственных детей ради еды?

Еще одним предметом обсуждения является особое поведение каннибала и трупоеда при столкновении с доказательствами его или ее преступления. Виолин утверждает, что большинство трупоедов «глубоко раскаиваются в своих действиях», хотя на самом деле большая часть анекдотических свидетельств АРА изображает преступников безжалостными. Более того, хотя Виолин отвергает идею о том, что в этом действии есть что-то, вызывающее привыкание, в записях АРА есть свидетельства, хотя и собранные ненаучно, которые подтверждают противоположный вывод. В любом случае, два врача отметили, что поеданием трупов, как правило, занимались целыми семьями.

Виолин завершает свое исследование, рекомендуя считать каннибала, в отличие от более психически здорового трупоеда, невменяемым и временно изолировать его в больнице, а не подвергать суровому наказанию. Однако «суровое наказание» требуется в случаях явной преступности; например, для человека, который совершает деяние «с ужасной целью спекуляции», то есть с намерением получить прибыль от продажи мяса.

Несмотря на их желание привлечь иностранную экономическую помощь, не говоря уже о помощи голодающим, большевистские власти не горели желанием подтверждать подобные россказни. В то время, когда они пытались произвести впечатление на мир, что их следует снова приветствовать в сообществе великих наций, образ русских крестьян, поедающих друг друга, вряд ли помог делу. Более того, как русские — или украинцы, или башкиры, или кто там еще — они, естественно, были чувствительны, несмотря на их общепризнанный интернационализм, к тому, как внешний мир относился к их культуре.

Тем не менее, тема не была табуирована в официальной советской прессе. В марте 1922 года Голдер взял московские газеты и прочитал то, что он назвал «трагическими историями о голоде, лишениях и общей деморализации». Отдельные районы России возвращаются не только к первобытному, но и к животному состоянию. Порядочность, самоуважение, чистота и более тонкие чувства, за которые так долго боролось человечество, исчезают, а чисто животные инстинкты вновь заявляют о себе и берут верх». Примерно в то время, когда Голдер писал это, народный комиссар здравоохранения жаловался на страницах «Известий», что советские газеты трактуют каннибализм как «бульварную сенсацию».

Литература АРА содержит множество рассказов из вторых и третьих рук о каннибализме и трупоедении. Некоторые из них присутствуют в документации, претерпевая любые изменения, необходимые в соответствии с местными условиями и особым вкусом кассира.

Саратовский дневник Бабина за февраль-март 1922 года является довольно богатым источником в этом отношении. 14 февраля он повторяет услышанную им историю о том, как было обнаружено, что женщина употребляла в пищу труп своего мужа. Когда местные власти попытались убрать ее, она пришла в неистовство, крича: «Мы его не отдадим, мы съедим его сами, он наш». 20 февраля он пишет: «В Пугачев каждый день привозят бочонки соленого человеческого мяса из отдаленных районов — и конфискуются советскими властями». Два дня спустя он сообщает, что труп сельского фельдшера, ученика врача, был съеден голодающими крестьянами: «Он был крупным, дородным мужчиной, и его пациенты не хотели, чтобы он пропал даром, когда умрет по той или иной причине». В той же записи он рассказывает, что коллеге местного врача «довелось отведать человеческой плоти». Он попал в снежную бурю недалеко от Новоузенска и, доведенный до грани голодной смерти, был вынужден употреблять части человеческих трупов, чтобы остаться в живых. «Доктор заявил, что худшей частью этого опыта была непреодолимая и неприятная тяга, которую он и его спутник приобрели к человеческой плоти».

На следующий день Бабайн замечает об этой «особой жажде», о том, как люди «не остановятся ни перед чем», чтобы еще раз отведать человеческой плоти. Анна Луиза Стронг слышала, как кто-то цитировал другого человека, который на вопрос, нравится ли ему вкус человеческого мяса, ответил: «Вполне: много соли не нужно».

Есть несколько историй о том, что властям приходилось сдерживать трупоедов, особенно на кладбищах. Среди трупов, сваленных в кучи на кладбищах, неизбежно попадались частично съеденные. Обычно это можно было отнести к действиям волков или собак, пока они все не были съедены. Однако в районах, где наблюдался самый сильный голод, виновниками иногда были люди. Доктор Виолин описывает сцену на кладбище, где двенадцать человек выкопали труп мужчины, недавно умершего от инфекционной болезни, и ели плоть «совсем сырой на месте».

Бабин рассказывает в своем дневнике, что в Пугачеве коммунистический чиновник показывал американскому работнику по оказанию помощи сарай, в котором лежали окоченевшие семьдесят пять тел: «Он плакал («Коммунист плакал», — повторил мой информатор), когда сказал, что жители деревни приходили и умоляли его на коленях и целовали ему руки, чтобы он позволил им забрать трупы — для употребления в пищу».

К северу, в Симбирске, было меньше подтвержденных случаев каннибализма, но распространявшиеся неподтвержденные сообщения были такими же ужасными. Профессор российского университета, работающий на АРА, вспоминает, что, начиная с ноября 1921 года, мы слышали истории о каннибализме; в декабре такие истории участились и оказались правдой. Семьи убивали и пожирали отцов, дедушек и детей. Ужасные слухи о сосисках, приготовленных из человеческих трупов (техническим выражением было «измельченных до состояния сосисок»), хотя и опровергались официально (тюрьма за их публичное повторение), были обычным явлением. На рынке среди грубых торговок, ругающихся друг с другом, можно было услышать угрозы сделать сосиски из человека, которому не повезло вызвать гнев у ее собеседника.

Мотив колбасы был довольно распространенным. Он фигурирует в истории, которая получила широкое распространение в АРА, а именно в истории о персе. Чаще всего это происходит в Оренбурге и начинается у руин сгоревшего почтового отделения, где в декабре 1921 года была найдена отрубленная человеческая голова. Полицейское расследование приводит к аресту убийцы, который объясняет, что убил своего друга и уносил тело в мешке, но, обнаружив, что груз слишком тяжелый, решил снять с себя ношу с головой. Остальные части трупа он продал на рынке владельцу небольшого ресторана, персу. После ареста двух мужчин местный департамент здравоохранения развесил по городу объявления, запрещающие продажу «фрикаделек, котлет и всех видов мясных пюре».

Флеминг, который какое-то время находился