Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

заключалась не в отсутствии новых технологий наблюдения и контроля, а в том, чтобы применить их к большому населению на огромных пространствах при низких затратах . В большей части Африки первые переписи населения - самая элементарная форма получения информации о населении - были проведены только в конце 1940-х годов - примерно через два тысячелетия после того, как китайские чиновники начали собирать такие данные, и почти через столетие после того, как британцы начали делать это в Индии. Колониальные государства - за исключением тех случаев, когда ставки были исключительно высоки, - не выделяли ни финансовых средств, ни рабочей силы, ни желания доводить до логического предела ни грубую эксплуатацию, ни сложную социальную инженерию. Европейцы могли управлять шахтой, планировать город, в котором поселенцы могли бы чувствовать себя как дома, управлять армией и тюрьмой. Но технологии и социальная инженерия породили разрозненные общества, а не систему надежного контроля над телами и умами "колонизированных".

Оказавшись между желанием управлять и эксплуатировать "африканцев" или "индейцев" и необходимостью работать через посредников, колониальные империи создали видение племен и общин, каждая из которых могла быть понята в своей специфике и управляться через вертикальные линии власти, сходящиеся на вершине. Колониальные правительства не хотели признавать, что их подданные способны сотрудничать друг с другом, образуя крупномасштабный политический организм. Таким образом, имперское воображение постоянно возвращалось к патримониальным стратегиям, использовавшимся предыдущими империями, и уходило от развивавшихся в Европе представлений о гражданах, которые избирают своих представителей, а также являются объектом социальных программ и наблюдения.

Новейшим фактором в конституции империи стал способ управления ею внутри страны. В XIX веке было сложнее, чем в XVII, воспринимать власть сверху вниз как естественную, где бы она ни осуществлялась. Колониальное правление стало определяться и защищаться как отдельный набор практик, а также стало объектом критики и нападок. Идеал народного суверенитета в европейских странах не был применен к колониям, но он стал ориентиром для образованных азиатов и африканцев - тем, о чем они знали, но не могли иметь.

Конечно, победы просвещенной мысли и демократии в Европе были неполными. Императоры и короли, обладавшие реальной властью, сохранялись вплоть до XX века, а в республиках элита старалась следить за тем, чтобы крестьяне и рабочие не слишком сильно влияли на правительство. Но даже возможность существования суверенного гражданства подразумевала наличие пограничной проблемы. Вопрос о том, кто должен обладать правами гражданина - дома и за границей, - обсуждался во Франции с 1790-х по 1950-е годы. Расовое исключение могло быть основанием не только для захвата и эксплуатации колоний, но и, как часто утверждали в Соединенных Штатах, для отказа от этого, чтобы избежать опасности того, что небелые люди могут войти в состав государства и, возможно, претендовать на права граждан.

Имперские державы в XIX веке, как и в прошлые века, могли надеяться на условное согласие со своими подданными. Многие европейцы могли думать, что их успехи позволят им делать со своими подданными все, что они пожелают, - эксплуатировать их без ограничений или переделывать по европейскому образу и подобию, - но это было не так.

Для имперских идеологов конца XIX века утверждение о том, что колонизация была современной, было моральным аргументом - утверждением, что они создают лучшую империю. Сейчас некоторые ученые приводят еще один моральный аргумент: зло колониализма можно объяснить "современностью" и "идеями Просвещения". Очевидно, что европейский колониализм существовал в определенное время и черпал часть своей легитимности в идеологических течениях эпохи. Но, как мы уже видели (и рассмотрим далее в следующей главе), модернизационные и просветительские перспективы имели множество последствий. Они могли вдохновлять как на критику колониальных практик или колонизации в целом, так и на ее легитимацию; они были подвержены конфликту интерпретаций относительно границ, в которых эти перспективы применялись. Сформулировать проблему колониализма как проблему современности - значит переложить ответственность на абстракции. Люди, которые устраивали кровавые бойни, жестоко обращались с рабочими и систематически принижали африканскую или азиатскую культуру, делали свой выбор осознанно и создавали контекст, в котором этот выбор казался естественным. Они делали это перед лицом других людей - порой принципиально немногих, в метрополиях и колониях, - которые выступали против них.

Самодовольство европейских элит на рубеже двадцатого века уживалось с тревогой, порожденной опытом: внутри страны - с конфликтами капиталистического развития и политического участия; за рубежом - с трудностями управления напряжением между категориальными различиями и иерархическими связями. Однако разногласия, которые определяли европейскую конкуренцию в XIX веке и разрывали Европу на части в XX, не были борьбой европейцев с неевропейцами за господство или независимость, буржуазии с пролетариатом или однородного этнического или национального населения. Это были конфликты между империями, каждая из которых имела разнородное население и по-разному сочетала военную и экономическую мощь, пришедшую изнутри и из-за пределов европейских пространств. В XIX веке, как и в XVI веке, небольшое число европейских государств подталкивало друг друга к приобретению большего количества ресурсов за границей, а также на сопредельных территориях, или, по крайней мере, к тому, чтобы упредить других, которые могли бы попытаться это сделать. Какое-то время европейцам удавалось сдерживать конфликты, которые влекла за собой такая конкуренция, но основная проблема оставалась.

Колониальное правление не соответствовало и не могло соответствовать тотализирующему видению европейцев, переделывающих мир по своему образу и подобию или для своего использования. Компромиссы, которых требовала империя, оказались сильнее фантазий модернизирующего европейского колониализма.

11

.

СУВЕРЕНИТЕТ И ИМПЕРИЯ

Европа XIX века и ее ближнее зарубежье

В период между Венским конгрессом (1815 г.) и началом Первой мировой войны Европа оставалась спорным полем межимперской конкуренции. Соперничество, которое привело к поиску заморских колоний, не раз меняло и карту Европы. В XIX веке в Центральной Европе возникла новая империя (Германия); империя на востоке продолжала расширяться (Россия); империя-долгожитель сократилась, но сохранила и перестроила свое ядро (османы); а сложная монархия Габсбургов реорганизовала себя - и снова сложным образом. Имперские лидеры столкнулись с целым рядом проблем, поскольку новые идеологии и новые социальные связи угрожали нарушить устоявшиеся способы управления подданными и элитой. Великобритания, ставшая заокеанской сверхдержавой, и другие империи капиталистического авангарда использовали свои возросшие ресурсы в борьбе за земли и людей в Европе и ее ближнем зарубежье. Эта глава посвящена динамичному взаимодействию между соревнованиями между империями и реформами внутри них. Мы выделяем Российскую, Османскую, Германскую и Габсбургскую империи, поскольку каждая из них корректировала свою политику различий в соответствии с изменениями в географии имперской власти.

Войны - между империями и внутри