«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

проводят почти все время в ресторанах, и все с дамами. Днем процветает пьянство, езда на автомобилях, а ночью офицеры проводят время с сестрами. Водки и вина достают сколько угодно. Спирт они получают бочками. Бочонок разобьют и говорят, что в дороге пропало. Упомяну и о передовых отрядах. Нет такого отряда Красного Креста, где бы не было веселого дома, на который тратят наши трудовые гроши, пожертвованные на Красный Крест»[395].

Военный врач В.П. Кравков вспоминал о том, что массовое отступление сопровождалось не менее массовым пьянством. «18 августа 1915 г… Прибывшие из Вильно передают, что там творятся невообразимые безобразия. Из Гродно, из Ковно туда понаехала еще масса человеческого мусора – идет вовсю „пир во время чумы“. Та же Маньчжурия, но без водки (вернее – с меньшим количеством водки!). Картина полной во всем дезорганизации, не видно и не чувствуется руководящей могучей руки; стоим несколько дней в Вилейке; неизвестно, кто здесь начальник, солдаты распускаются, полный разброд, буквальный хаос, кто в лес – кто по дрова. Никакого наблюдения за порядком в городе, никто не заглянет, не понаведается в местообиталища подозрительных лиц, чтобы убедиться, нет ли подземных каких-либо кабелей, беспроволочных телеграфов… В нескольких верстах отсюда живут, например, преспокойно какие-то немцы-помещики… 21 августа 1915 г… Сообщение между Гродно и Вильно прервано, так как немцы уже в Оранах. Как идут дела нашей армии, не знаю, не будучи сам у первоисточника; брехне же всякой не верю; но из более или менее достоверных источников сообщали мне, что в Молодечно на днях выливали из винных складов спирт, и был большой скандал; сегодня же оттуда проследовал через Вилейку поезд с каким-то учреждением – нижние чины были безобразно пьяны… 28 августа 1915 г… Только что приехавший из Вильно писарь до сих пор не может еще прийти в себя от пережитых впечатлений тех безобразий, которые там теперь творятся: сплошной публичный дом! Масса „живого товара“ задержалась там, да еще больше понаехало из Варшавы, Гродно, Ковно… Маньчжурия без водки!.. 31 августа 1915 г… Немцы шибко прут на Свенцяны и Поброды и скоро, думается мне, отрежут нашей армии движение не только к Двинску но и на Полоцк. Остается дорога лишь на Минск. Когда же мы, наконец, „перегруппируемся“, „выровняем фронт“ и ударим вперед? Мне кажется – никогда. Немцы умеют, что надо им брать, а взявши – не отдавать; вышиби-ка их теперь и потом из тех мест, где они укрепились! Те же самые наши крепости, наши беспредельные болотные пространства – разве они не послужат для противника отличной защитой от нас же впоследствии? Действия наших военачальников кажутся мне совместными действиями лебедя, рака и щуки… Нет для армии „кучеров“ хороших; „made in Germany“ мы противопоставляем лишь одну видимость. Нас по частям разобьют немцы. Да и союзники-то наши на Западном фронте лишь сотрясают воздух пальбой, и дальше ни с места. Не сегодня-завтра немцы займут Ригу, Двинск, Вильно, а военные обозреватели все будут успокаивать нас, простаков, репликами, что „мы отходим не под влиянием неудач, а вследствие невыгодной стратегической обстановки“. Из винных складов выливаются огромные количества спирта, что сопровождается еще более огромными безобразиями: напиваются самые акцизники, жители – нужные работники, бабы, даже дети, а также солдатики»[396].

Командование между тем вело «красивую жизнь». «75 сентября 1915 г. Злой ветер бушует, плачет дождем природа… Контролер 4-й армии передает, что в Варшаве – благорастворение воздухов: сахар по 8 коп. фунт, белый хлеб – 3 коп., во всех занятых немцами городах царит полный порядок! Каждый из авиационных отрядов у нас состоит из двух никуда не годных и двух испорченных аэропланов. Гренадерский корпус ушел поправляться в составе 1 200 человек. Немцы разбрасывают прокламации с призывом образумиться и не следовать преступному водительству нашего правительства. В Барановичах при разлитии спирта много солдат перепилось, и убили нескольких офицеров… 27 сентября 1915 г… Так иногда хочется вывести на свежую воду для привлечения к уголовной ответственности наших военных дамочек (жену подполковника Иванцова, жену генерала Янова и др.), позволяющих себе расхаживать и разъезжать со своими муженьками в казенных автомобилях в костюмах сестер милосердия с красным крестом, на что не имеют никакейшего права! Поддельные сестры у нас и кличку носят „некрещеных“ сестер. О, сколь одиозны мне наши бухарские нравы! И мы еще претендуем на культуртрегерство по отношению к финляндцам, полякам и другими цивилизованным народностям!

В ресторанах Минска водки и вина не подают, а офицерство вечерами после ужина валяется по-свински пьяным даже в сортирах![397] …14 октября 1916 г. За обедом сегодня горячий спор между „наштакор“ и генералом Федоровым: чтобы от „хорошей“ жизни наши солдатики не перебегали к немцам, заманивающим их еще бутылочками водки, Степанов предлагал как наиболее надежную меру по выходящим нашим воинам на встречу к немцам стрелять из пушек, Федоров же с ним не соглашался, рекомендуя вообще, и вполне резонно, меры более органического характера, отрицательно относясь даже к телесному наказанию… И внутри России, и здесь на фронте мы переживаем отчаянное положение. Уже никто из нас не сомневается, что война продлится еще года два-три. Страшно ехать теперь в тыл! Даже здесь себя чувствуешь покойнее, чем если бы быть там»[398].

Американский писатель и журналист Д. Рид побывал в России в 1915 г. и сразу задал попутчикам офицерам вопрос о введении в России «сухого закона»: «Через семь часов мы сели в поезд на Лемберг и попали в одно отделение с двумя ничтожными офицерами средних лет, весьма типичными для девяти десятых второстепенных русских бюрократов. Они разговорились с нами на ломаном немецком, и я спросил их о запрещении водки. „Водка! – сказал он. – Можете быть уверены, что продажу водки прекратили не без того, чтобы нагнать потерянное другим путем. Все это очень хорошо для военного времени, но после войны у нас снова будет водка. Каждый хочет водки. С этим ничего не поделаешь»[399].

Удалось поучаствовать Д. Риду и в Великом отступлении, которое сопровождалось обильными возлияниями: «Новоселица… около десяти часов Александра неожиданно предложила закусить. Пока „Тарас Бульба“ суетился и давал бестолковые советы, она с Антониной накрывала стол. На „закуску“ были поставлены коробки с сардинками, копченые и соленые сельди, скумбрия, икра, сосиски, крутые яйца и пикули – для возбуждения аппетита, – все это было „залито“ семью различными сортами ликеров и вин: коньяком, бенедиктином, кюммелем, рэспберри, плюм-брэнди и киевскими и бессарабскими винами. Затем появились огромные блюда мучных „полента“ и куски свинины с картофелем. Нас было двенадцать человек. Компания принялась