VZ. Портрет на фоне нации - Дмитрий Львович Быков

успешности и триумфа — а не ущербности и гиперкомпенсации. Путинская Россия в идеологических документах и пропагандистских программах постоянно называет себя жертвой коварного Запада и собственной доверчивости, мы как бы самые добрые и потому самые бедные, и именно поэтому сейчас всех вас убьем; но из положения жертвы войн не начинают. Россия ничем не подтверждает своего права владеть миром, да и не претендует на таковое владение, хотя идеологию ее сегодня определяет книга несчастного Михаила Юрьева «Третья империя» (несчастного, потому что рано умершего и весьма неудачливого в литературе: его книга предлагает россиянам захватить мир, но решительно ничего не говорит о том, что с ним делать дальше). Обманутая Западом, разваленная собственной властью, неконкурентная из-за собственной доверчивости и доброты, она желала бы закуклиться, свернуться, как медведь в берлоге, сосредоточиться, красиво говоря, и превратиться в «Остров Россию» из трактата Вадима Цымбурского, тоже умершего рано и не нашедшего признания со своими геополитическими фантазиями. (Вообще возникает чувство, что все идеологи имперской либо консервативной России были неудачниками, настолько они педалировали мысль о том, что им недодано, что их недооценили чужие, а оценки своих их не радуют, поскольку сами они этих единомышленников ставят невысоко; такое чувство, что все эти ненавистники Запада желали бы, чтобы их облизывал именно Запад, но мудрено добиться такого результата, постоянно обещая ему гибель). Империя привлекает своим блеском, а не ресентиментом, и даже для тех, кто жаждал стать частью русского мира (например, для Абхазии или Осетии), Россия не готовит никаких утопий, кроме разве высоких пенсий, да и те всегда под угрозой из-за нефтяной конъюнктуры. Россия размахивала Донбассом и Луганском как оправданием для агрессии, но присоединив их, тут же мобилизовала, хотя военное время и так началось для них с 2014 года; кроме разрушения и тотального бесправия, она ничем не может приманить новых граждан, а мазохисты, претендующих на такое, всегда в меньшинстве.

Империя — то есть «Успешная страна», как называется книга нашего давнего знакомца Валерия Примоста, — распространяет свои ценности и прежде всего свой образ жизни; но какой образ жизни предлагает Россия, если она постоянно утверждает, что рождена для войны и призвана быть ужасом мира (слова молодого Александра II), если настаивает на постоянных лишениях, самопожертвовании и аскезе? О какой имперскости можно говорить в стране, закрывшейся от остального мира новым железным занавесом, закутавшейся в рогожку традиционных запретов и всем сердцем ненавидящей любые перемены, любой модернизм? О, если бы Россия в самом деле была империей, если бы ей по крайней мере было что распространять, если бы не претендовала колонизировать остальной мир! В этом не было бы, конечно, ничего хорошего, но это по крайней мере означало бы для нее более высокий статус. В 2022 году она начала войну за то, чтобы ее образ жизни, то есть нищета, отсталость и бесправие, стал всеобщим; это сильно напоминает русский марксизм, цель которого была достичь равенства в нищете вместо равенства в богатстве. Это и есть традиционная русская практика — чтобы всем стало так же плохо, как нам, и желательно хуже; но империи так не строятся. Так распространяется плесень, а не власть. И это, конечно, никакое не имперство, а банальный русский национализм в стадии окончательного вырождения: последний извод той ресентиментной философии, которую когда-то в сравнительно культурном виде продуцировали славянофилы 1840-х гг.: это у нас не тупик и не замкнутый круг, а особый путь.

Немудрено, что ответом на это русское имперство является не космополитизм западного толка, не строительство альтернативного модернистского государства (на котором, к примеру, постоянно настаивает Арестович и его единомышленники), а другой национализм, другая ограниченность, другое прибежище бездарности. Выше мы говорили о том, что борьба с русским языком объяснима и в некотором смысле естественна — язык захватчика не может быть терпим в воюющей стране, и никакой Израиль не состоялся бы без иврита — языка, постепенно вытеснившего язык изгнания. Но национализм не сводится к борьбе с языком — это программа национального самообольщения; это изоляция и страх влияний в сочетании с тем самоупоением, которое вспыхивает на фоне любой победы и преувеличивает эту победу. Чем меньше страна, тем агрессивнее ресентимент, и постепенно возникает дискурс оккупации, убежденность в том, что Россия всегда оккупировала Украину, эксплуатировала ее ресурсы и уничтожала ее интеллигенцию. Отношение Украины к России начинает копировать отношение России к остальному миру: вы всегда против нас злоумышляли! Вы всегда убивали или перекупали лучших представителей нашей интеллигенции и культуры! Вы с самого начала были нам онтологически враждебны, потому что мы духовны, а вы прагматичны! (В случае Украины: вы рабы, а мы свободные люди!) Украинские националисты не видят, насколько убого это отражение, насколько смешна эта попытка подражать России, отвечать ей зеркально и мазать всех русских одним квачом. Такой национализм выражается не в развитии своего, а в искоренении чужих; в травле своих режиссеров и литераторов, принявших участие в одном фестивале с россиянами; в массовых кампаниях против переводчиков, переводящих с русского и на русский. Ужаснее всего, когда это зеркальное отражение российского шовинизма (не дотягивающего до имперства так же, как современное НАТО не дотягивает до ястребов) распространяется на интеллигенцию, то есть на среду, по определению преодолевающую географические и национальные барьеры. Когда армянская и азербайджанская интеллигенция оставила попытки примириться и поляризовалась, стало ясно, что карабахская проблема в обозримом будущем не решится; когда украинская интеллигенция принялась улюлюкать вслед своим представителям, которые общаются с русскими и отказываются признавать их всех неофашистами, стало ясно, что Украина может и не удержать свою моральную победу. Во всяком случае наиболее радикальные националисты компрометируют страну, словно действуют по заказу Путина (и очень может быть, что это так и есть, ибо он привык играть на самых дурных инстинктах, для этого ума не надо, достаточно хитрости).

Одной из определяющих черт нацизма — черт, которые как раз и позволяют безошибочно его диагностировать — является его высокая контагиозность, заразность при слишком тесном контакте. В таком контакте с немецким нацизмом Россия провела четыре года войны (да и два предшествующих года союзничества). В результате идеология позднего сталинизма, замешенного на антисемитизме и чувстве национальной исключительности, от фашизма уже ничем не отличалась. Сегодня Украина находится с Россией в контакте столь тесном, что заражение практически неизбежно, и вся надежда на иммунитет.

III. Национализм. «Миротворец» и последствия

«Миротворец» — созданный в августе 2014 года сайт с персональными данными врагов Украины. Таковыми являются, с точки зрения его создателей: