Debating Worlds. Contested Narratives of Global Modernity and World Order - Daniel Deudney

потомки французов, немцев, славян и скандинавов, которые не признают англосаксонского превосходства?". А как насчет ирландцев или афроамериканцев? Но такие демографические аргументы не нашли отклика у сторонников единства, не в последнюю очередь потому, что их концепция расы была изменчивой (хотя все еще ограниченной белизной). В целом, то, что отличало Соединенные Штаты как англосаксонскую страну, было ее доминирующей политической культурой - ее белыми англосаксонскими протестантскими (WASP) институтами, ценностями и идеалами. Указывая на собственное португальское происхождение, Джон Рэндольф Дос Пассос, выдающийся республиканский адвокат и отец знаменитого сына, превозносил американскую государственную власть как машину для превращения (европейских) иммигрантов в американцев, а значит, в приверженцев англосаксонского вероучения. Иностранный элемент", - утверждал он, - "исчезает, почти как по волшебству, в лоне американской нации". "Я верю, - гремел он, - что двадцатый век является "англосаксонским веком", в котором англоязычные народы смогут возглавить и доминировать в мире". Карнеги, между тем, полагал, что иммиграция почти не изменила расовый состав Америки: "В расовом отношении - а в расовом отношении здесь очень многое - американец остается на три четверти чисто британским...". Количество другой крови, кроме англосаксонской или германской, вошедшей в американца, почти слишком ничтожно, чтобы заслуживать внимания, и было поглощено, не изменив его ни в одной фундаментальной черте". Его спокойствие в отношении иммиграции не было широко распространено - большинство сторонников англосаксонизма поддерживали расистские ограничения на иммиграцию. Более того, скептицизм в отношении расовой общности не исключал поддержки политического союза. Выдающийся англо-американский археолог Чарльз Вальдштейн утверждал, что понятие "англосаксонской" расовой идентичности вводит в заблуждение и опасно: "оно открывает дверь для самой пагубной и губительной из современных национальных болезней - этнологического шовинизма". Тем не менее, он был непреклонен в том, что Великобритания и Соединенные Штаты имеют достаточно общих черт, чтобы составлять "одну национальность", и он поднял тост за будущее создание "великого англоязычного братства".

Сесил Родс был еще одним сторонником англо-американского единства. В основе его концепции лежало объяснение расколотого характера истории: ее прогрессивный ход был нарушен катастрофическим отдалением Соединенных Штатов и Великобритании. Это можно исправить только в том случае, если два великих институциональных выражения расы воссоединятся навсегда. Будучи самопровозглашенным "расовым патриотом", Родс в значительной степени не разделял мнения о том, Британия или Соединенные Штаты должны возглавить англосаксов в выполнении их судьбы, полагая, что "федеральный парламент" может чередоваться между Вашингтоном и Лондоном. Главным практическим вкладом Родса в осуществление мечты о глобальном расовом доминировании стало создание Родсовского траста, наделенного следующими полномочиями: "Родсовский трастовый фонд". Он умер в 1902 году с намерением укрепить связи между элитами англоязычного мира, а также (поначалу) Германии, этой другой тевтонской державы. Радикальный журналист У. Т. Стид был согласен со своим другом Родсом в том, что "англоязычная раса является одним из главных избранных Богом агентов для осуществления грядущего улучшения участи человечества", и он использовал свое положение выдающегося автора и редактора для проповеди евангелия англоязычного единства, стремясь "образовать одно огромное федеративное единство - англоязычные Соединенные Штаты мира". Как и многие его современники, Стид чувствовал постепенный внутрирасовый сдвиг в балансе сил. В книге "Американизация мира" он утверждал, что американцы обогнали британцев в большинстве аспектов социальной и экономической жизни, заметил, что сама Великобритания постепенно американизируется, и определил, что правящие в Лондоне люди теперь стоят перед суровым выбором: заключить союз с Соединенными Штатами в грандиозном проекте земного искупления или становиться все менее значимыми по мере того, как империя постепенно слабеет, а колонии поселенцев стремятся к независимости и ищут лидерства у Вашингтона. Это был повод для радости: "нет причин возмущаться той ролью, которую играют американцы в формировании мира по своему образу и подобию, который, в конце концов, в значительной степени является образом нас самих".5Американский успех был экспрессией британской власти, институтов и ценностей. Это был обычный прием в британских рассказах об Англо-Америке, когда Дилк, например, хвастался, что "через Америку Англия говорит с миром".

Хотя многие предложения о единстве были продиктованы прагматическими соображениями безопасности, не менее значительное их количество содержало радикальные заявления о преобразующем мир потенциале расового единства. Утопизм этого расового видения заключался в убеждении, что если Соединенные Штаты и Великая Британия будут правильно объединены, то "англосаксонская" раса поможет принести мир, порядок и справедливость на землю. Карнеги утверждал, что "новая нация будет господствовать в мире и изгонит с земли величайшее пятно - убийство людей людьми". Лайман Эбботт, выдающийся американский теолог-конгрегационалист, мечтал об англоязычном веке - даже тысячелетии. "Эти две нации, воплощающие в себе энергию, предприимчивость и совесть англосаксонской расы, самим фактом своего сотрудничества произведут в истории человечества результат, который превзойдет все, что может представить нынешнее воображение или предвидеть нынешняя надежда". Родс однажды написал: "Как ужасна мысль, что если бы мы не потеряли Америку, или даже если бы сейчас мы могли договориться с нынешними членами Ассамблеи Соединенных Штатов и нашей Палаты общин, мир во всем мире обеспечен навечно!". В 1891 году он предсказал, что союз с Соединенными Штатами будет означать "всеобщий мир" в течение ста лет. Стид согласился с этим, предполагая, что "война, по большому счету, исчезнет с лица земли".58 Это было обещание англо-расовой утопии.

 

Англо-Америка и глобальное управление

 

В течение двадцатого века предложения о создании наднациональных политических союзов разделились на (по крайней мере) пять моделей. Одна из них делала акцент на региональной федерации и, прежде всего, на объединении государств континентальной Европы. Именно это видение в конечном итоге имело наибольший практический эффект, хотя и только после катаклизма геноцидной войны. Другие четыре концепции, которые я назову имперско-союзнической, англо-американской, демократической юнионистской и мировой федералистской, ставили трансатлантическую британо-американскую связь в центр мирового порядка. Все они частично или полностью восходили к более ранним проектам "Англо-мира". Некоторые из них предлагали лишь незначительные модификации прежних имперских схем, в то время как другие двигались в новых направлениях. Но, пожалуй, самым важным является то, что большинство проектов межвоенного периода и середины века рассматривали "англоязычные" державы в качестве ядра или авангарда. И даже те схемы, которые выходили за институциональные рамки Англо-мира, почти всегда были либерально-демократическими и капиталистическими по форме, и как таковые они служили примером, даже воплощением ценностей и институтов, на которых был основан Англо-мир, и над которыми его сторонники утверждали свое отцовство.

Модель "империал-содружество" фокусировалась на сохраняющейся роли Британской империи. В эдвардианские и последующие годы "Круглый стол" и другие британские группы по защите имперских интересов продолжали вести кампанию за единство Великой Британии. Имперский федералистский проект достиг своего зенита