Женщина и война. Любовь, секс и насилие - Рафаэль Абрамович Гругман

на улицу никто не выходил, боялись шальной пули. Ближе к вечеру к нам ввалились пьяные солдаты. Они разлили водку, заставили девочек выпить за победу, а затем сдвинули кровати. Девушки пытались сопротивляться, а они возмущались и стыдили их: «С немцами спала, а с нами отказываешься. Мы же ваши освободители». Девочки плакали, но куда там. Никакие мольбы не помогали. Я сумела отбиться, выпрыгнула в окно со второго этажа и подвернула ногу. В темноте не стали меня искать, и до утра я пряталась в кустах, слышала крики и плач. Утром выяснилось: все девочки были по много раз изнасилованы. Некоторые не могли ходить и отлёживались от болей. Я не стала дожидаться организованной отправки домой — опасалась повторения предыдущего вечера — и ушла, решив самостоятельно пробираться на Родину…

…Соня вернулась на Украину, в родную деревню, и вскоре сбежала от оскорблений — односельчане называли её «немецкой подстилкой», ей ставили в упрёк то, чего не было, — сожительство с немцами. С репутацией изгоя она сбежала из села, завербовалась на восстановление шахт Донбасса. Жила в бараке, рядом с бараком, в котором жили немцы-военнопленные. Никто пленных не охранял, куда им деться в чужой стране. И здесь к ней пришла любовь. Втайне от всех (сожительство с военнопленным приравнивалось к измене Родины) она стала гражданской женой Курта. О беременности узнала в больнице, куда после аварии на шахте попала с переломом ноги.

Сообщить новость Курту она не успела: когда её выписали из больницы, выяснилось, что пленных куда-то вывезли. Она никогда не рассказывала дочери, что её отец — немецкий военнопленный, знала, как отразится это на её биографии, и призналась лишь в горбачёвскую перестройку, в эпоху гласности, когда продолжилась начатая при Хрущёве реабилитация депортированных народов и очередь дошла до российских немцев. Попытка дочери через германское посольство в Киеве разыскать своего отца за давностью лет успехом не увенчалась…

* * *

Любовные отношения советских женщин с немцами-военнопленными не были редкостью. После войны в СССР находилось около двух с половиной миллионов немецких военнопленных, а с учётом союзников, итальянцев, румын и венгров, почти три с половиной миллиона. Война привела к демографическому перекосу женского и мужского населения, во многих регионах в соотношении три к одному, учитывая инвалидов, и неудивительного, что у одиноких женщин и немецких военнопленных, работающих бок о бок на шахтах, заводах и стройках, возникало взаимное притяжение. Природа человеческая брала вверх, требовала общения с противоположным полом, преодолевала ненависть к неприятелю, и, несмотря на категорический запрет, рождались «запрещённые отношения», любовь и тайные интимные связи. Когда мужчины холостые наперечет, для одиноких женщин, мечтающих о материнстве, потайные связи заканчивались счастливо, долгожданной беременностью.

Ещё одна жизненная история рассказана Евгением Ройзманом, бывшим мэром Екатеринбурга, о свердловчанине, ушедшем на фронт в начале войны и пропавшем «без вести», выжившем в плену, освобождённом из лагеря англичанами, и после фильтрационного лагеря вернувшемся домой, в конце 1947-го. На пороге дома его встретил семилетний сын, которого уходя на фронт, оставил он годовалым, и жена любимая, а из-за её спины выглядывал маленький рыжий, голубоватый мальчик, вылитый ариец. Истосковался он по жене за годы разлуки, встречи ждал с нетерпением и застыл, как истукан. Всё понял сразу. Что они могли друг другу сказать, когда всё и без слов ясно. Он не вернулся с войны, ни одной весточки о себе не подал, и она его схоронила, от пленного немца нажила сына. Она сделала первый шаг, прислонилась к его плечу и горько заплакала. И ему ещё больней стало. Сели они за стол, оба всплакнули, и он сказал: «Я тебя ни в чём не виню, но выбирай — я, или он» — и глазами показал на немецкого мальчика. — «Ты», — выдавила она из себя. — «Сделай так, чтобы я никогда больше его не видел». — «Хорошо», — сказала она. Никогда больше он не видел этого мальчика. Они дружно и счастливо, не вспоминали шесть лет разлуки, табу наложили на разговоры, и она родила ему ещё двоих сыновей. Но той же ночью она отвела сына к родному брату, бездетному, жившему в рабочем посёлке, и сказала: «Спасай». — Через много лет выяснилось, что её сыновья втайне от отца дружили со своим братом, и жена втайне от мужа, виделась с ним постоянно. Возможно, муж это замечал, не мог не замечать рыжего мальчика, тихо забившегося в угол на семейных застольях, но перетерпел боль, делал вид, что не замечает этого. Сам же военнопленным был, и многое повидал на своём веку[21].

И такая была человеческая история, полная драматизма, начинающаяся со слова: «война».

Подробнее о детях войны и в силу жизненных обстоятельств вынужденной любви народов в главе «Великое кровосмешение народов».

«Свои» против «своих». Топчем всех

На Ялтинской конференции обсуждался вопрос о репатриации «перемещённых лиц», (3,4 миллиона, в основном женщины, были угнаны на работу в Германию) и военнопленных, (в живых осталось 1,8 миллиона). Одни находились на территории, оккупированной Красной армией, другие — на территории, занятой союзниками. Все они, согласно ялтинским договорённостям, подлежали возврату на Родину. Там несчастных ждали проверочно-фильтрационные лагеря НКВД, в которых решалась дальнейшая судьба человека: последует ли он домой или на лесоповал, на 5–10 лет. Зачастую такой была участь бывших военнопленных.

…В преддверии празднования 65-летия Победы на радиостанции «Свобода» прошла серия радиопередач — третья, прошедшая в московской студии 24 апреля 2010 года, посвящена была «Великому переселению народов». Владимир Тольц, ведущий программы «Испытание Победой», рассказал, что к июлю 1945-го в пограничных городах Советского Союза для репатриантов создали 19 проверочно-фильтрационных пунктов. Ожидая решения своей участи, репатрианты жили за колючей проволокой, спали на нарах, а то и на полу (чего не было даже в немецких концлагерях). Тольц огласил отрывок из секретной справки о проверочно-фильтрационных пунктах (ПФП), подготовленной летом 1945-го для секретаря ЦК Маленкова:

«Отдельные работники ПФП ведут себя по отношению к репатриированным непристойно, а иногда просто преступно. От советских граждан, находившихся в ПФП в г. Рава-Русской и Мостикс, поступают жалобы на грубое обращение с ними работников пункта, на вымогательство, а от женщин — на принуждение к сожительству. В Кибартайском ПФП 8 из 25 работников пункта, коммунистов, уже привлечены за подобные злоупотребления к партийной ответственности. На этом пункте одним из сотрудников пункта в ночь с 30 на 31 мая была изнасилована и ограблена репатриантка. Однако начальник пункта, полковник Тимофеев, не придал серьёзного значения этому случаю, заявив работнику Управления пропаганды товарищу Бахмистрову, что молодые женщины, прибывающие из