Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

нашем отце. Просим Вашего совета, как нам поступить с ним. И, пожалуйста, когда будете в Ленинграде, останавливайтесь у нас. Ведь это человек, павший окончательно, которого нужно в шею гнать из партии…»

У меня сохранилось ответное письмо отца своему племяннику.

«Дима, здравствуй!

Признаюсь, трудно быть судьей или просто советчиком в делах семейных. В них обычно много такого, что укрыто от посторонних, много интимного, не поддающегося объяснению. Область супружеских отношений бывает очень сложна, и всякие споры, раздоры, взаимные обиды, оскорбления – это только поверхность, под которой скрываются глубокие причины. Но, кроме этого, трудно судить и рядить по той простой причине, что твое письмо – это одна сторона. А ведь есть еще и другая сторона – твой отец.

Ни один судья, юрист, советчик никогда не вынесет своего окончательного суждения, ограничиваясь выслушиванием только одной из сторон. И никогда не бывает, чтобы в раздорах вся вина полностью ложилась на одного, а другой был бы чист, как ангелочек. Другое дело, что один может быть более виновен, а другой менее. Но в какой-то, хотя и в разной мере, вина ложится на обоих.

В твоем же письме отец только вымазывается дегтем. И в этом смысле оно не совсем объективно и лишено того справедливого тона, каким следует говорить о своем родителе, при всех его недостатках, быть может, даже пороках.

В твоем письме слишком много злобы. Постарайся понять семейные ваши дела. Отец – человек неглупый, но легкомысленный и бесхарактерный. Мать, увы, я это слышал от многих и заметил сам, не отличается доброжелательным отношением к людям. Отец оказался в семье на положении бедного родственника.

Между тем все вы имеете ленинградскую кровлю благодаря отцу и его трудам. Он приносит пусть небольшие, но трудовые заработки в семью. И, самое главное, как бы плох он ни был, но он по-своему и горячо любит вас, его детей. Этого не будет отрицать и твоя мама. Лет двадцать назад она писала мне в Воркуту, ругательски ругала отца, но признавала, что детей он любит.

Мать позволяла кричать отцу: “Жидовская морда!”, не понимая, что наносит оскорбление не мужу, а народу, наконец, что ее собственные дети были бы первыми жертвами Гитлера. А образованные дети не могут разъяснить маме, что с почвы семейной она переходит на почву политическую и совершает тяжкое преступление против совести и против собственных детей.

Человек с умом и волей нашел бы способ пресечь оскорбительное отношение к нему. Бесхарактерный же человек в отчаянии ищет выхода из семейной трясины в пьянстве и распутстве. Это скверно, но это понятно и объяснимо.

Мне кажется, ты должен трезво и критически относиться к словам и делам родителей и стараться сохранить семью и дом. Не ругайся и не скандаль, а спокойно, по-мужски, логично разговаривай с отцом и матерью, с каждым в отдельности. От тебя в семье зависит многое (сестры ушли, у них своя жизнь). Постарайся быть не тараном, разрушающим семейные устои, а буфером, смягчающим удары.

У твоей мамы была трудная жизнь. Вырастить и воспитать троих детей – дело нелегкое. Но из этого вовсе не следует, что надо бить или уже, быть может, добивать отца, толкать его на наклонную плоскость.

Чтобы встать на сторону матери и поносить отца – ума не надо. Но, чтобы подняться над ссорой, примирять и находить способы “мирного сосуществования” – требуется гибкость ума, выдержка, такт, и я был бы рад, если бы ты проявил их.

И поверь мне, что слова об отце – “таких надо в шею гнать из партии” – звучат наивно и по-бабьи. Сколько раз приходилось слышать подобное от обманутых, глупых и злых жен. И если бы эти слова были верны, то половину партийцев надо было бы “гнать в шею”, – так много семейных неурядиц, даже у людей честных и идейных.

Мне очень досадно, что ты прочел мои письма, адресованные только отцу. Не знаю, как это получилось.

Во всяком случае, ругательное слово “негодяй”, в устах старшего брата может быть оправдано и совершенно недопустимо в устах сына. “Что позволено Юпитеру, то не позволено быку”, – говорили древние. В данном случае я – Юпитер.

Чтобы не обострять вражду и дрязги, а примирять стариков, надо обладать великодушием и умом. Надеюсь, Дима, ты проявишь их.

Приветы от тети Нины и Сергея.

Твой дядя Яша».

Прошли годы, и оказалось, что Дима унаследовал от отца пагубную привычку к спиртному. Судя по всему, даже превзошел в этом Марка Давидовича. Это привело к раннему старению, полной слепоте и преждевременной смерти.

Всякое бывало в семейной жизни Марка Давидовича и Марии Михайловны, но невозможно забыть, что в тяжелейшие дни Ленинградской блокады Марк отдавал свой паек жене и детям, их жизни были для него важнее своей. Сам выжил благодаря мешку сухарей, которые заблаговременно успела насушить его предусмотрительная жена. Сухари Марк заваривал столярным клеем и получалось по блокадным понятиям настоящее лакомство.

В последние годы жизни их отношения стали, кажется, более ровными. Видимо, прислушались к совету Якова стараться жить в соответствии с первой частью старинной русской пословицы: «Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто старое забудет, вон оба глаза» и не отравлять наступившую старость взаимными упреками.

На приводимом снимке, сделанном в середине 1970-х годов их зятем, профессором Юрием Лукашиным (первый муж Татьяны Гродзянской), отношения супругов представляются идиллическими.

Пусть такими, как на фотографии, останутся в памяти потомков Мария Михайловна Кузьмина и Марк Давидович Гродзянский.

Получилось так, что у меня установилась родственная связь с внуками Марка Давидовича: Мариной Смирновой – дочерью Тани, а заодно и с дочерью Марины – Наталией Герасимовой, Алексеем Рогозиным – сыном Аллы, Константином Кузьминым – сыном Димы от первого брака и Полиной – дочерью от второго.

М. Д. Гродзянский и М. М. Кузьмина, 1975 г.

В детстве, будучи единственным ребенком, я очень переживал, что у меня нет ни братика, ни сестренки. Искал встреч со всеми своими кузенами и кузинами. А на склоне лет возникла сердечная близость с двоюродными племянниками, помогающими мне в установлении родословной.

Марина Юрьевна Смирнова и Наталия Олеговна Герасимова нашли в Пермском архиве материалы, позволившие восстановить начало трудовой деятельности моего отца. А Константин Дмитриевич Кузьмин обнаружил сведения об отце Татьяны Львовны Старинской.

Будучи евреем всего на одну четверть, Костя получил израильское гражданство и,