Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев

Крепостничество давно ушло в историю, но оно оставило тяжелое наследие. Главный урок тех лет состоит в следующем: нет ничего важнее свободы. Несвобода уравнивает людей — и трудолюбивого Хоря, и донкихотствующего Калиныча. В несвободе ничто не имеет значения: больные и здоровые, нищие и богатые, слабые и сильные одинаково несчастливы. Ровно поэтому гражданское право уделяет столь большое внимание свободе. Только обретя свободу, человек сможет в полной мере обрести смысл жизни, понять свою самоценность.

ДЬЯВОЛЬСКИЙ ДОГОВОР

Одно из важнейших изобретений человеческой цивилизации (такое, как колесо или пенициллин) — договор. В самом простом смысле договор позволяет одному лицу обменяться с другим своим имуществом или правами. Баш на баш.

Потребность в обмене развивалась в человеческом обществе еще в глубокой древности. Наши предки могли обменять, скажем, кожу мамонта на ягоды или дрова. Со временем сделки усложнялись, а с возникновением письменности фиксировались на глиняных досках, листах папируса и позднее на бумаге.

Что понимает современное гражданское право под словом «договор»?

Договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей.

Неудивительно, что договоры упоминаются даже в религиозных текстах. Известно ветхозаветное предание, что Господь после Всемирного потопа создал радугу как свидетельство своего соглашения (буквально «завета») с людьми Ноя, по которому впредь не будет столь разрушительных потопов (Быт. 9:13–17). Еще более известный пример соглашения относится к Новому Завету, где Иуда, по сути, заключает договор с первосвященниками, по условиям которого передает им информацию о местонахождении Иисуса, получая взамен тридцать сребреников (Мф. 26:14–16).

В художественной литературе сюжеты, связанные с заключением договоров, также нередко были навеяны религиозно-мистической тематикой. В этом контексте чаще всего вспоминают «Фауста» Гёте. Старик Фауст заключает договор с дьяволом и соглашается отдать ему свою душу. В ответ Мефистофель заявляет:

За это, положись на мой обет,

Я дам тебе, чего не видел свет[59].

Примеры заключения договоров с нечистой силой встречаются и в русской литературе. В повести Николая Гоголя «Ночь перед Рождеством» черт желает прибрать к своим рукам «самого набожнейшего из всего села человека», кузнеца Вакулу, и для этого предлагает юноше некий контракт («Ты знаешь, что без контракта ничего не делают»[60]). Но Вакула не так прост — ему удается взять черта за хвост и под угрозой крестного знамения заставить беса исполнить желание самого кузнеца: доставить его в Петербург. Испуганный черт повинуется воле Вакулы, и они летят «в Петембург, прямо к царице»[61].

В свою очередь, булгаковский Воланд не выглядит так же карикатурно, как гоголевский черт. В «Мастере и Маргарите» Воланд умен и проницателен. Он читает мысли потенциальных «контрагентов» и знает, как играть на их чувствах и слабостях.

Принято считать, что между Воландом и Маргаритой был заключен договор, по условиям которого Маргарита участвует на ежегодном балу Воланда, а тот должен помочь ей найти Мастера и воссоединиться с возлюбленным. Кажется, даже сама Маргарита верила, что между ней и Воландом была заключена некая сделка[62].

Если более внимательно проследить хронологию событий в романе, то можно увидеть два договора между Маргаритой и Воландом, а не один. Сначала Маргарита соглашается участвовать на балу в качестве королевы. Тем самым она оказывает безвозмездную услугу Воланду и его свите. Такие контракты известны и гражданскому праву. Артист, нанятый компанией для проведения корпоратива, в юридическом смысле мало чем отличается от Маргариты на балу у Сатаны.

Однако героиня булгаковского романа за свои услуги не ожидала ничего взамен (встречного предоставления, как говорят юристы). Этому есть прямое доказательство в тексте: «Черная тоска как-то сразу подкатила к сердцу Маргариты. Она почувствовала себя обманутой. Никакой награды за все ее услуги на балу никто, по-видимому, ей не собирался предлагать, как никто ее и не удерживал»[63].

Лишь по своей собственной инициативе Воланд после бала предлагает Маргарите исполнить ее желание. Но опять же, это не плата за оказанные Маргаритой услуги, а только благодарность. Фактически речь идет о новой сделке между сторонами.

— Так я, стало быть… могу попросить… об одной вещи?

— Потребовать, потребовать, моя донна, — отвечал Воланд, понимающе улыбаясь, — потребовать одной вещи[64].

Строго говоря, от Воланда не ожидалось, что он проявит подобную любезность. Впрочем, тогда Маргарита могла бы попытаться судиться с Воландом, требуя возмещения рыночной стоимости ее услуг. Если бы такой спор и был рассмотрен в соответствии с действующим сегодня законодательством, то подлежала бы применению 3-я часть 423-й статьи Гражданского кодекса, по которому договоры по общему правилу предполагаются возмездными (суду пришлось бы оценивать стоимость участия Маргариты в представлении в роли королевы). В конце концов, Воланд не мог не понимать, что Маргарите полагается вознаграждение за ее труд.

Тем не менее Воланд без какого-либо суда соглашается исполнить просьбу «королевы Марго». «“Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера”, — сказала Маргарита, и лицо ее исказилось судорогой»[65]. Здесь между сторонами заключается новый договор, по которому на этот раз Воланд безвозмездно исполнил желание московской красавицы и помог ей найти любимого человека. Тот факт, что оба договора совершены в сравнительно короткий период времени, еще не говорит о том, что они были частью единого обязательства.

За время своего короткого, но запоминающегося пребывания в Москве 1930-х годов Воланд успевает поучаствовать еще в одной истории, имеющей большое значение для гражданского права. Он дает скандальное представление в Варьете, вызвавшее переполох в столице. Когда на следующий день начинается расследование того, как неизвестным личностям удалось не только проникнуть в советское учреждение, но и устроить там целое шоу, выясняется, что никаких договоров у Варьете с Воландом не было.

Афиши-то были? Были. Но за ночь их заклеили новыми, и теперь ни одной нет, хоть убей! Откуда взялся этот маг-то самый? А кто ж его знает. Стало быть, с ним заключали договор?

— Надо полагать, — отвечал взволнованный Василий Степанович.

— А ежели заключали, так он должен был пройти через бухгалтерию?

— Всенепременно, — отвечал, волнуясь, Василий Степанович.

— Так где же он?

— Нету, — отвечал бухгалтер, все более бледнея и разводя руками. И действительно, ни в папках бухгалтерии, ни у финдиректора, ни у Лиходеева, ни у Варенухи никаких следов договора нет[66].

Все договоры, которые заключает Воланд, обладают одной общей чертой: они иллюзорны. Булгаков выражает эту идею буквально