Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

Чтобы перекрыть еще один возможный путь к бегству, чернокожим запретили арендовать землю в городских районах. Ситуация стала намного хуже после краха Реконструкции, в так называемую Эру Искупления, когда открытое и абсолютное восстановление расового подчинения чернокожих стало главной целью правительства. Средства, использовавшиеся для достижения этой цели, слишком многочисленны, чтобы описывать их здесь исчерпывающе. Правительство штата сократило расходы на всевозможные общественные услуги, чтобы чернокожие не могли ими воспользоваться. Советы по образованию были ликвидированы, за мелкие преступления назначались суровые наказания, включая пожизненное заключение за кражу со взломом, а чернокожих осужденных заставляли работать на фермах, подобно рабам. " Весь Юг - каждый штат Юга [оказался] в руках тех самых людей, которые держали нас как рабов", - сетовал чернокожий житель Луизиана Генри Адамс.

Постепенный сдвиг в приоритетах белых начался только после того, как сразу после Второй мировой войны хлопкоуборочная машина стала коммерческой. Тогда плантаторы и многие другие белые начали чувствовать себя как белые виргинцы времен Джефферсона: по их мнению, такое количество чернокожих в их среде теперь представляло большую угрозу. К этому времени все уже было далеко от той эпохи, когда кто-то мог всерьез выступить с предложением о массовой депортации чернокожих в Африку, что в последний раз открыто делалось в годы искупления белых. Теперь южные чернокожие открыто жаждали более свободной жизни в других местах, для некоторых даже в Африке, но это были преходящие настроения. " Мы теперь не африканцы , а цветные американцы и имеем право на американское гражданство", - писал в 1887 году корреспондент Бланш К. Брюс, родившийся в рабстве в Виргинии и ставший первым афроамериканцем, отработавшим полный срок в Сенате, где он представлял Миссисипи как республиканец с 1875 по 1881 год.

Спасательным клапаном, который мог предотвратить широкое восстание на Юге - или, более того, взрыв - оказалась миграция чернокожих в другие части страны, особенно в регион, который мы называем "Ржавым поясом", а также в среднюю Атлантику и на Запад. В 1948 году Филдинг Л. Райт , губернатор Миссисипи и кандидат в вице-президенты от Демократической партии прав штатов Стром Турмонд, объявил по общенациональному радио новую враждебную мелодию, "советуя" чернокожим жителям Миссисипи уехать в другие страны, если они рассчитывают на достижение социального равенства. Чернокожие не нуждались в таких советах и уже начали выезжать из региона; самым известным пунктом их сосредоточения стал Чикаго, особенно после того, как в 1892 году Центральная железная дорога Иллинойса выкупила старые железнодорожные системы в Дельте и начала интегрировать их в свою собственную сеть. Этот пробил изоляцию Дельты , как ничто другое, и миграция чернокожих резко возросла: к 1920 году Юг покинуло полмиллиона человек.

Как показывают цифры, чернокожие отнюдь не просто смирились со своей судьбой или фаталистично ждали, когда их освободит новая технология. Они хлынули с Юга в результате того, что было названо величайшей внутренней миграцией современности. " Многие чернокожие родители , покинувшие Юг, получили единственное, чего они хотели, просто уехав. У их детей был шанс вырасти свободными от Джима Кроу и стать более полноценными людьми", - пишет Изабель Вилкерсон в своем мастерском рассказе о Великой миграции. К тому времени, когда хлопкоуборочная машина стала реальностью, разговоры о депортации в Африку были уже в прошлом. Как сказал проницательный чернокожий Аарон Генри об отношении белых к людям своего рода, " Чикаго был достаточно близок ", и это подтверждалось данными. Число чернокожих в Чикаго выросло примерно в пять раз с 1910 по 1930 год, когда оно достигло 234 000 человек.

История этой великой миграции должна быть сплетена с сагой, с которой началась наша история, - с великим, изменившим историю перемещением народов из Африки через Атлантику в страны Карибского бассейна, Бразилию и Мексику, а затем в то, что стало континентальной частью Соединенных Штатов, - и все это в цепях. Все это, в свою очередь, должно быть сплетено с внутренней работорговлей, которая жестоко засеяла расширяющийся Юг растущим чернокожим населением, только чтобы выйти на свободу из сурового пеоната, который последовал за откровенным рабством, чтобы снова преобразовать свою нацию. Получившийся гобелен настолько грандиозен, что для его полного восприятия нам необходимо сделать шаг или два назад. Как отмечает Вилкерсон, именно этот последний исход дал стране первую волну чернокожих муниципальных лидеров, таких мэров, как Гарольд Вашингтон из Чикаго, Том Брэдли из Лос-Анджелеса и Дэвид Динкинс из Нью-Йорка. В то же время дети этого излияния породили некоторых из величайших писателей, таких как Тони Моррисон, Джеймс Болдуин и Август Уилсон. Он породил музыку, которая, возможно, более чем какая-либо другая ознаменовала двадцатый век: от Телониуса Монка, Майлза Дэвиса и Джона Колтрейна в джазе до Ареты Франклин и Джими Хендрикса, ритм-энд-блюза, "Мотауна" и Майкла Джексона в поп-музыке. В спорте он породил Джо Луиса и Джесси Оуэнса, Джима Брауна и Вилли Мейса, Венеру и Серену Уильямс и других, которых не счесть.

Мадди Уотерс, этот объект моего культурного и художественного очарования с ранних двадцати лет, тоже выбрался из Дельты в майский день 1943 года, сев на четырехчасовой рейс из Кларскдейла. Как и многие другие, он направлялся в Чикаго, но не с родителями, а как персонаж Уитмена, молодой, уверенный в себе и изобретательный, и он, как никто другой, был полон решимости устроить себе новую жизнь в большом, мужественном городе на севере. Однако в тот майский день он ехал не столько по рельсам, сколько мечтал, неся в себе голос, который был характерно низким, напористым и комфортным в своей собственной идиоме. В своей первой записи, сделанной для Библиотеки Конгресса США при случайной встрече с исследователем Аланом Ломаксом в январе 1941 года, он почти предсказал это в песне под названием "I Be's Troubled". Позже она будет немного переписана и переименована в "I Can't Be Satisfied".

Ну, если завтра я буду чувствовать себя так же, как сегодня.

Я собираюсь собрать чемодан.

И я ухожу.

AFTERWORD

В первых разделах этой книги мне время от времени доводилось рассказывать о семье моей жены, корни которой уходят в местечко на западе Ганы под названием Боньер, расположенное на мысе совсем недалеко от того места, где в XV веке началась торговля золотом между африканскими королевствами окрестностей и искателями-португальцами, которые начали прибывать издалека по морю.