«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

К Рождеству 1915 г. братания возобновились, подчас не ограничиваясь разовыми встречами. Сообщения об этом поступали начальнику штаба главнокомандующего армиями Северного фронта М.Д. Бонч-Бруевичу. В форте Франц на Западной Двине стрелки 4-го батальона 55-го пехотного Сибирского полка следовали правилу «не тронь меня, и я тебя не трону». С ведома командира полка они вместо разведки буквально ходили в гости к немцам. Те не оставались в долгу, принося солдатам с собой коньяк, папиросы, шоколад. Отдельно угощения полагались русским военврачам. Враги сменялись в караулах по договоренности, и даже обменивались пленными вместо опасных вылазок за «языками». Перемирие у форта Франц отличалось длительностью. Его начали еще воины 53-го Сибирского стрелкового полка, стоявшие на этой позиции ранее. Поначалу командование намеревалось пресечь вопиющие нарушения дисциплины. Но обстоятельства, повлекшие их, были сильнее. Реалии войны являлись равно тяжкими для солдат обеих армий, и братания в них оказывались своеобразной формой эскапизма. Однако такая идиллия не могла продолжаться вечно, разлагающе сказываясь на дисциплине. Да и немецкие войска отнюдь не были пацифистами. Когда в мае 1916 г. они заняли форт Франц, более 70 русских солдат сдались в плен[416].

Массовое распространение братание получило в конце 1916 г. и особенно в 1917 г. Военный историк-эмигрант А.А. Керсновский приводит следующие цифры: из 220 стоявших на фронте русских дивизий браталось 165, причем 38 из них обещали противнику не наступать! Из воспоминаний солдата-фронтовика П.А. Карнаухова о случаях братания с противником накануне Февральской революции: «На фронте [Юго-Западном] зимой 1916 г. было спокойно. На передовой линии случалось, что солдаты, видя противника, уже не стреляли. Тем же отвечали и австрийцы. Иногда австрийцы кричали: „Пане! Кончайте войну!“. И звали к себе русских, а русские – австрийцев. У нас еще с октября 1916 г. на нашем участке началось братание с неприятелем, за что, конечно, немало влетало от офицерства, а в январе братание у нас уже стало обычным явлением. Доходило до того, что наши солдаты обменивались разными вещами, давая хлеб, сахар и получая ножичек, бритву»[417].

Как известно, в армиях Германии и особенно Австро-Венгрии служило огромное количество солдат славянского происхождения – поляки, чехи, словаки, украинцы и др. В своей массе они не видели в русских солдатах врагов. Нередки были среди солдат-славян и массовые сдачи в русский плен. Такие настроения подогревало и то, что царское правительство одной из главных целей Первой мировой войны провозгласило освобождение славянских народов от австро-венгерского и германского порабощения. Этой причиной объясняется то, что на Кавказском фронте не было братаний русских солдат с турецкими.

Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал от кавалерии А.А. Брусилов в приказе № 643 от 18 апреля 1916 г. не только сделал упор на том, что братание является наиболее злостной формой нарушения воинской дисциплины, но и указал на, так сказать, нерыцарское поведение со стороны командования противника. В приказе особо обращалось внимание на то, что «враг еще раз, как и следовало ожидать, проявил присущее ему вероломство, а в поведении некоторых, к сожалению, наших офицеров и стрелков сказалась недопустимая праздничная распущенность и проглянули славянская незлобивость, беспечность и добродушие, совершенно неуместное в боевой обстановке… Некоторые прапорщики, лишенные должного руководства, растерялись, допустили ряд крупных упущений, чем дали возможность противнику безнаказанно увести наших пленных». Любопытно, что в том же приказе говорилось, что «командующему 4-й стрелковой дивизией, генерал-майору Деникину за отсутствие должного руководства и требовательности объявляю выговор»[418].

Весной 1917 г., после Февральской революции, германское военное руководство приняло важное политическое решение. Оно организовало братание в дни Пасхи. Об этом заранее оповещали листовки на русском языке, их перебрасывали с помощью воздушных шаров и специальных «пропагандистских мин». Создавались специальные «братальные команды», в которые включались переводчики, пропагандисты, разведчики и специально отобранные солдаты – остальным немецким военнослужащим брататься запрещалось. Уже во времена Временного правительства и большевистской пропаганды по поводу братания, после выхода Приказа № 1, восточный фронт представлял собой странную картину. Российские солдаты общались с немцами и австрийцами, вместе удили рыбу, ходили в гости, митинговали и, разумеется, выпивали: германское и австро-венгерское командование заготовило изрядные запасы спиртного.

После Октябрьской революции Совет народных комиссаров 8 ноября 1917 г. направил телеграмму исполняющему обязанности Верховного главнокомандующего российской армии генералу Н.Н. Духонину с приказом вступить в переговоры с командованием войсками противника о перемирии. На следующий день у главковерха состоялся телефонный разговор с В.П. Лениным, Н.В. Сталиным и членом комиссариата по военным и морским делам Н.В. Крыленко на ту же тему. Н.Н. Духонин ответил отказом на требование немедленно начать переговоры, сославшись на то, что Ставка не может вести подобные переговоры, входящие в компетенцию центральной власти, после чего ему было объявлено, что он увольняется с поста и. о. главковерха и что на должность главнокомандующего назначается прапорщик Н.В. Крыленко, но он, Н.Н. Духонин, должен продолжать исполнять свои прежние обязанности до приезда в ставку нового главковерха.

Н.В. Крыленко прибыл в Могилев, в Ставку, со свитой и вооруженным отрядом 20 ноября 1917 г. Днем раньше генерал Н.Н. Духонин распорядился освободить из расположенной поблизости от Ставки Быховской тюрьмы арестованных по приказу А.Ф. Керенского генералов Л.Г. Корнилова, А.И. Деникина, А.С. Лукомского и их соузников. Н.В. Крыленко объявил Н.Н. Духонину, что он будет доставлен в Петроград, в распоряжение правительства, после чего генерал был отведен в вагон нового главковерха. Но после освобождения быховских узников среди солдат, охранявших Ставку, пронесся слух, что Л.Г. Корнилов уже ведет в Могилев верный ему полк, чтобы захватить ставку и продолжить войну. Подстегиваемые слухами солдаты ворвались в вагон Крыленко, вывели оттуда его предшественника, в то время как сам Н.В. Крыленко то ли пытался, то ли не пытался им помешать, и учинили зверскую расправу над своим вчерашним главковерхом: вначале в него выстрелили, а потом добивали его. Н.В. Крыленко доложил о расправе над Н.Н. Духониным Л.Д. Троцкому, а тот нашел нецелесообразным возбуждать в связи с этим инцидентом следствие, чтобы не раздражать революционных солдат и матросов.

Сепаратные переговоры начались в день убийства генерала Н.Н. Духонина. В Брест-Литовск, где находилась Ставка германского командования на Восточном фронте, прибыла советская делегация во главе с А.А. Иоффе. В ее состав входили Л.Б. Каменев, самый влиятельный политический деятель из участников переговоров, а также Г.Я. Сокольников, левые эсеры А.А. Биценко и С.Д. Масловский-Мстиславский и в качестве консультантов представители армии: генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем генерал В.Е. Скалой, генералы Ю.Н. Данилов, А.И. Андогский, А.А. Самойло, контр-адмирал В.М. Альтфатер и еще три офицера, секретарь делегации большевик Л.М. Карахан, которому подчинялись переводчики