Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

Однако чехословацкий кризис не прошел для Брежнева бесследно: с 20 декабря 1968 г. и до 12 февраля 1969 г. включительно он «по настоятельной рекомендации врачей» находился в клиническом санатории «Барвиха». Нужно заметить, что и здесь генсек не соблюдал положенного пациентам санатория распорядка дня: выезжал в командировки[1361], на выходные наведывался поохотиться в Завидово, приезжал «на работу в ЦК»; навещал родных в Заречье и т. д. В санатории он постоянно вел многочисленные переговоры по телефону, знакомился с почтой (ему регулярно посылались шифротелеграммы и сводки ТАСС), принимал посетителей, выезжал в Москву для встречи гостей, вел прием в ЦК КПСС и т. д. Другими словами, для непосвященных он, как и положено генсеку, активно и в полную силу работал, а не находился на лечении в санатории[1362].

Выступление Л.И. Брежнева с докладом «50 лет Великих Побед социализма» на совместном торжественном заседании ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 50-летию Октября. В президиуме: А.Н. Косыгин, М.А. Суслов, А.П. Кириленко

3 ноября 1967

Фотографы М. Кулешов, В. Малышев

[РГАКФД]

Л.И. Брежнев во время проводов на Внуковском аэродроме президента СФРЮ, председателя Союза коммунистов Югославии Иосипа Броза Тито, вылетающего на родину

30 апреля 1968

Фотограф В. Кошевой

[РГАКФД]

Брежнев достаточно спокойно воспринял покушение на его жизнь, совершенное В.И. Ильиным 22 января 1969 г. По утверждению Виктории Петровны Брежневой, сам факт покушения никакого страха у мужа не вызвал, только удивление: «Не пойму, – говорит, – зачем ему это надо?! Что плохого я для него и для народа сделал?! Вот так, всю войну прошел, жив остался, а тут во время торжества мог погибнуть от руки своего же офицера!»[1363]. Журнал приемной Брежнева о факте покушения умолчал.

После лечения в «Барвихе» Брежнев вплоть до 30 июля – начала отпуска – работал много и активно, секретари приемной фиксировали практически каждый день позднее завершение рабочего дня, часто в диапазоне 21–23 часов. 4 сентября 1969 г. Брежнев возвратился из отпуска и в этот же день провел заседание Политбюро. Работа возобновляется в привычном темпе и ведется фактически ежедневно до конца года.

Жизнь между «Барвихой» и Кремлем

1970 г. начался у Брежнева с профилактического обследования в спецбольнице на Грановского, где он пробыл с 4 по 10 января. С 12 января по 16 февраля Брежнев снова попадает на долечивание в «Барвиху». Как и в 1969 г., Брежнев и в это время оставался на виду, состояние здоровья позволяло ему постоянно ездить из санатория в Кремль и обратно, на московскую квартиру и дачу, а с пятницы по воскресенье – охотиться в Завидове. Санаторная жизнь протекала у Брежнева довольно бурно: он звонил по телефонам, вел приемы и совещания в ЦК КПСС, руководил заседаниями Политбюро, лично встречал гостей в аэропортах, в частности, 22 января 1970 г. – президента ОАР Гамаля Насера, выезжал на дачу Горького, где общался с группой спичрайтеров под руководством А.М. Александрова-Агентова и т. д.

После санаторного лечения Брежнев попытался сократить свой рабочий день – стал позже приезжать в Кремль и пораньше уезжать домой. Однако уже к началу марта его рабочий график снова вошел в прежнюю колею – многочасовые приемы, поздние отъезды домой и, как следствие, бессонница. Отправившись в отпуск 23 июля 1970 г., Брежнев уже через четыре дня оказался на больничной койке в Центральной клинической больнице, где пробыл по 14 августа. Почти сразу же после лечения Брежнев отправился в большое турне по Средней Азии (с 26.08 по 31.08 он находится в Алма-Ате, с 31.08 по 1.09 в Ашхабаде, с 1.09 по 3.09 в Душанбе, с 3.09 по 7.09 во Фрунзе, с посещением озера Иссык-Куль, с 7.09 по 8.09 – в Ташкенте). Чувствовал он себя, по всей видимости, не совсем комфортно, 2 сентября по личной просьбе врача Родионова брежневский секретарь отправил в Душанбе для генсека «один пакет с лекарствами»[1364].

После этой поездки Брежнев вновь почти на неделю оказывается в уже привычных для него стенах «Барвихи» (с 22.09 по 27.09), а с 19 октября идет в «зимний отпуск», который он провел в московской квартире и на «дачах» в Заречье и Завидове. Все также, для окружающих, он на работе – ведет приемы в ЦК, беседует с послами и политиками, проводит заседания Политбюро и Секретариата.

В 1971 г. Брежнев первый раз в больнице оказался 4 мая, где провел неделю. Несмотря на деловую активность: регулярные звонки, знакомство с документами, прием коллег и товарищей (Г.Э. Цуканова, Г.А. Арбатова, А.Е. Бовина, Ю.В. Андропова и даже Ле Зуана), Брежнев все больше нуждается во врачебной помощи. С 7 по 8 июня он вновь в Центральной клинической больнице. В отпуске, который он прервал на несколько дней в июле в связи с участием в работе сессии Верховного Совета РСФСР, Брежнев пробыл в общей сложности уже 46 дней (с учетом Завидова – 50). Если учесть, что с 1 по 6 сентября Брежнев также находился в Завидове, то его отпуск уже составил около двух месяцев. Несмотря на такой длительный отдых, почти сразу же после выхода на работу генсек дважды побывал в поликлинике на ул. Грановского: 10 и 11 сентября.

Первая половина 1972 г. была у Брежнева довольно спокойной: он всего лишь раз посетил поликлинику на проспекте Калинина (20.06) и наведался к врачам перед своим отпуском (15.07). «Срывов» не было, хотя проблемы ратификации Московского договора, а главное – визит Никсона в Москву вынуждали Брежнева постоянно пребывать в состоянии крайнего напряжения. По словам Александрова-Агентова, даже находясь в Завидове с группой своих спичрайтеров, занимавшихся подготовкой доклада на пленуме ЦК КПСС (май 1972 г.), Брежнев сильно нервничал и находился в возбужденном состоянии. «Леонид Ильич был в эти дни как ходячий клубок нервов, – вспоминал его помощник, – то выскакивал из зала, где шла работа, то возвращался, выкуривая сигарету за сигаретой»[1365].

Интересна характеристика Брежнева, которую дал в своем дневнике Никсон после своей московской встречи с генсеком в конце мая 1972 г.: «Нет никаких сомнений в отношении общей силы Брежнева. Прежде всего, он на пять лет моложе двух других [Косыгина и Подгорного]. Во-вторых, у него сильный, глубокий голос и немалая доля физического магнетизма и напористости, которые дают себя знать, когда вы с ним встречаетесь. В-третьих, даже если он иногда чересчур многословен и выражается не очень четко, он всегда проводит свою линию с