Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант

VI. ЗОРОАСТРИЙСКАЯ ЭТИКА

Человек как поле битвы - Неугасимый огонь - Ад, чистилище и рай - Культ Митры - Маги - Парсы

Изображая мир как арену борьбы между добром и злом, зороастрийцы заложили в народное воображение мощный сверхъестественный стимул и санкцию для морали. Душа человека, как и вселенная, представлялась как поле битвы благодетельных и злых духов; каждый человек, хотел он того или нет, был воином в армии Господа или Дьявола; каждое действие или бездействие способствовало делу Ахура-Мазды или Ахримана. Это была этика, даже более достойная восхищения, чем теология - если люди должны иметь сверхъестественные опоры для своей морали; она придавала обычной жизни достоинство и значение, превосходящие все, что могло прийти к ней от мировоззрения, которое фиксирует человека (в средневековом выражении ) как беспомощного червя или (в современных терминах) как механического автомата. По мысли Заратустры, люди не были простыми пешками в этой космической войне; они обладали свободной волей, поскольку Ахура-Мазда желал, чтобы они были личностями в своем собственном праве; они могли свободно выбирать, следовать ли им за Светом или за Ложью. Ведь Ариман был Живой Ложью, и каждый лжец был его слугой.

Из этой общей концепции возник подробный, но простой кодекс морали, в центре которого было Золотое правило. "Только та природа добра, которая не делает другому того, что не хорошо для нее самой".*75 Долг человека, говорится в Авесте, состоит из трех частей: "Сделать врага другом; сделать злого праведным; сделать невежественного сведущим".76 Величайшая добродетель - благочестие; на втором месте - честь и честность в поступках и словах. Проценты с персов не взимались, а займы считались почти священными.77 Самый страшный грех из всех (в авестийском, как и в Моисеевом кодексе) - неверие. По суровым наказаниям, которыми оно каралось, мы можем судить, что скептицизм существовал среди персов; смерть должна была настигнуть отступника без промедления.78 Щедрость и доброта, предписанные Учителем, на практике не распространялись на неверных, то есть на чужеземцев; это были низшие сорта людей, которых Ахура-Мазда обманом заставил любить свои страны только для того, чтобы они не вторглись в Персию. Персы, говорит Геродот, "считают себя во всех отношениях превосходнейшими из людей"; они полагают, что другие народы приближаются к совершенству в зависимости от их географической близости к Персии, "но что хуже всех те, кто живет дальше всех от них".79 Эти слова звучат современно и имеют универсальное применение.

Благочестие было величайшей добродетелью, и первым долгом жизни было поклонение Богу с очищением, жертвоприношениями и молитвами. Зороастрийская Персия не терпела ни храмов, ни идолов; алтари воздвигались на вершинах холмов, во дворцах или в центре города, и на них разжигались костры в честь Ахура-Мазды или какого-либо меньшего божества. Сам огонь почитался как бог, Атар, сын Владыки Света. Каждая семья была сосредоточена вокруг очага; поддерживать огонь в доме, никогда не позволяя ему погаснуть, было частью ритуала веры. А Беспредельный огонь небес, Солнце, почитался как высшее и наиболее характерное воплощение Ахура-Мазды или Митры, точно так же, как поклонялся ему Ихинатон в Египте. "Утреннее Солнце, - говорится в Писании, - должно почитаться до середины дня, а Солнце середины дня должно почитаться до полудня, а Солнце полудня должно почитаться до вечера. . . . Если люди не почитают солнца, то добрые дела, которые они делают в этот день, не их собственные".80 Солнцу, огню, Ахура-Мазде приносили в жертву цветы, хлеб, фрукты, благовония, волов, овец, верблюдов, лошадей, ослов и оленей; в древности, как и в других местах, приносили и человеческие жертвы.81 Боги получали только запах; съедобные части оставались для жрецов и поклоняющихся, ибо, как объяснили волхвы, богам требовалась только душа жертвы.82 Хотя Магистр отвергал это, и в Авесте об этом нет упоминаний, древнеарийское подношение богам опьяняющего сока хаомы продолжалось вплоть до зороастрийских дней; жрец выпивал часть священной жидкости, а остаток делил между верующими в священном причастии.83 Когда люди были слишком бедны, чтобы приносить такие вкусные жертвы, они компенсировали это молитвами. Ахура-Мазда, как и Яхве, любил, чтобы ему воздавали хвалу, и составил для благочестивых внушительный список своих достижений, который стал любимой персидской литанией.84

Если жизнь перса будет благочестивой и правдивой, он сможет встретить смерть без страха: ведь в этом и состоит одна из тайных целей религии. Астивихад, бог смерти, находит каждого, где бы он ни находился; он - уверенный искатель

от которых не может спастись ни один из смертных людей. Не те, кто спускается вглубь, как турок Афрасиаб, который создал себе под землей железный дворец, в тысячу раз выше человеческого роста, с сотней колонн; в этом дворце он заставил звезды, луну и солнце кружиться, создавая свет дня; в этом дворце он делал все по своему желанию и жил самой счастливой жизнью: при всей своей силе и колдовстве он не мог убежать от Астивихада. . . . И тот, кто вырыл эту широкую, круглую землю с крайними точками, которые лежат далеко, как Дахак, который прошел от востока до запада в поисках бессмертия и не нашел его: при всей своей силе и власти он не смог убежать от Астивихада. . . . К каждому приходит невидимый, обманчивый Астивихад, не принимающий ни комплиментов, ни взяток, не уважающий людей и безжалостно заставляющий их погибать.85

И все же - ведь религии свойственно как угрожать и ужасать, так и утешать - перс не мог смотреть на смерть без страха, если только не был верным воином в деле Ахура-Мазды. За этой самой ужасной из всех тайн скрывались ад и чистилище, а также рай. Все умершие души должны были пройти через Просеивающий мост: добрая душа попадала на другую сторону, в "Обитель песни", где ее встречала "юная дева, сияющая и сильная, с хорошо развитым бюстом", и жила в счастье с Ахура-Маздой до конца времен; злая же душа, не сумев пройти, попадала на такой глубокий уровень ада, который соответствовал степени ее злодеяния.86 Этот ад не был простым Аидом, в который, как в более ранних религиях, спускались все умершие, хорошие или плохие; это была бездна тьмы и ужаса, в которой осужденные души испытывали муки до конца света.87 Если добродетели человека перевешивали его грехи, он терпел очистительное временное наказание; если он много грешил, но творил добрые дела, он страдал всего двенадцать тысяч лет, а затем возносился на небо.88 Уже сейчас, говорят нам добрые зороастрийцы, приближается божественное