История Финляндии. Время императора Александра II - Михаил Михайлович Бородкин

русских, таможенные законы, а с 1859 года существует даже между обоими государствами торговый трактат. Со дня соединения финский сейм имел право считаться не «местным сеймом», а «парламентом самостоятельного государства».

«Есть, однако ж, люди, которые напоминая, что мирным трактатом, заключенным 17-го сентября (н. ст.) 1809 года в Фридрихсгаме, Швеция уступила Финляндию России в «полное обладание», полагают, что Финляндия должна находиться при России просто в положении провинции. Но они совершенно забывают, что упомянутым трактатом определяются только отношения Швеции к России, по поводу Финляндии и что этот трактат не имеет ничего общего с теми отношениями, которые установились вследствие добровольного соглашения между чинами Финляндии и Монархом русским. Что такие отношения, если они продолжатся, могут нанести нам ощутительный вред, доказано последней войной в Крыму, которая была единственной европейской войной после 1815 года; то же самое доказывается сверх того и теперешним тревожным положением Европы, а потому мы заметили, что для нас было бы в высшей степени желательно, если возможно, точнее определит я так устроить вышеупомянутые отношения, чтобы подобные случайности были отвращены. А они будут отвращены, если исполнится высказанное нами желание, чтобы нам было предоставлено нейтральное положение, подобное положению Швейцарии или Бельгии, чтобы вместе с тем наши войска были отделены от русских и было нам дозволено иметь свой собственный флаг. У нас нет с Россией общих интересов».

К финляндской окраине русские, начиная с 1809 года, выказали редкое равнодушие. Никто в России, кроме Каткова, не проявил самостоятельного взгляда на финляндские дела, и потому все почти редакции повторяли положения, заимствованные из финляндской печати, которые сводились к следующему трафарету. «Финляндия соединяется с Россией только в личности своего Великого Князя Императора Всероссийского. Эти отношения её к своему Князю были регулированы сеймом в Борго. Она имеет затем свои законы, свое войско, у нее свои таможни, консулы заграницей и в России, свои финансы и т. д. Русские указы для неё необязательны, Государственный Совет империи для неё не имеет значения».

Но после открытия сейма, отношение Финляндии к России силой обстоятельств стало выдвигаться настолько вперед, что волей-неволей русским пришлось обернуться к северной окраине и прислушаться к тому, что там говорилось. Чаще и чаще приходилось учреждениям России иметь дело с финляндскими канцеляриями. И так как не существовало ни одного общепринятого печатного труда, разъясняющего особенности строя и положения. Финляндии, то граф Адлерберг поручил одному из чинов статс-секретариата (B.И. Степанову) составить «очерк устройства правления Великого Княжества Финляндского», испросив на это Высочайшее соизволение. «Очерк» был составлен и отпечатан в 1872 году. Но предварительно он прошел цензуру финляндских сенаторов (Брунёра, Фуругельма и Кнорринга), которые дали графу Армфельту мысль изменить редакцию некоторых положений.

Указание, например, на проект учреждения в 1808 году высшего управления Финляндии они вычеркнули из «Очерка» на том основании, что проект не был опубликован в крае.

«Относительно должности прокурора, — сообщалось в особой записке графу Армфельту, — включено в новый проект, между прочим, предоставленное ему по инструкции право доносить Его Императорскому Величеству о противозаконных распоряжениях сената и генерал-губернатора в случаях, если они, на сделанные им о том замечания, не обратят внимания. На первый взгляд, это может показаться излишним в настоящем «Очерке», но при ближайшем рассмотрении предмета, кажется это упоминание у места, ибо если «Очерк» будет сообщен российским министрам, то это представляет ту особенную пользу, что они убедятся, в какой мере финляндский сенат и генерал-губернатор, хотя и представляющие высшую местную власть, обязаны и подлежат надзору в отправлении местного управления, и что таким образом всякое, хотя бы и случайное вмешательство со стороны российского управления в финляндские дела, всегда безосновательно и противозаконно.

В вопросе о таможенной линии между империей и Финляндией) признано нужным исключить все, касающееся незначительных доходов Финляндии сравнительно с значительными на то расходами, вследствие её автономии, ибо русское управление скажет, что оно признает ограниченные доходы Финляндии, суровый климат, неблагодарную почву, еще более тягостное для страны бремя часто повторяющихся неурожаев и пр., и что, дабы освободить Финляндию от этого, в экономическом отношении, угнетенного положения, оно находит, что в интересах края, для Финляндии было бы всего выгоднее пожертвовать своей автономией и совершенно соединиться с империей, на которой тогда лежала бы обязанность заботиться о благосостоянии Финляндии и из государственного казначейства покрывать её потребности. Равным образом желательно было избежать в «Очерке» цифровых данных в общих и таможенных доходах Финляндии, дабы эти цифры при случае не могли послужить поводом российскому управлению вмешаться в дела управления в Финляндии».

Приняты, следовательно, меры к тому, чтобы ни русские власти, ни, конечно, русское общество не знали: выгодна или убыточна для России финляндская автономия. В «Очерке» был заключительный вывод, имевший целью убедить, что финляндцы не уклоняются от строгой легальности. Из трех его пунктов, последний составитель изложил так: «Никакого нововведения вне установленного порядка и без Высочайшего повеления в Финляндии производимо не было». Редакторы же сенаторы нашли нужным выкинуть слова: и без Высочайшего повеления. «В последнем пункте, — докладывали они, — вычеркнуты слова «без Высочайшего повеления», ибо как слышно, русские министры заявляют, что финляндское управление естественно не дозволит себе самовольно никакого распоряжения без законного основания или Высочайшего повеления; но что многие из тех преимуществ и Высочайших соизволений, коими с течением времени Финляндия умела оградить себя, не принадлежат краю по закону и постановлениям», то есть, другими словами, могут быть также отменены, как были утверждены, единоличной Монаршей волей. Чтобы не дать напоминания об этом праве и об этой возможности, гг. сенаторы пояснили: «По этой причине считается удобнейшим, чтобы помянутый 3-й пункт получил ту редакцию, какая ему дана в новом проекте», то есть без упоминания о Высочайших повелениях. В таком виде «Очерк» и был напечатан.

По отпечатанию его последовал новый всеподданнейший доклад генерал-губернатора, в котором говорилось:

«После присоединения Финляндии к российской империи, некоторые из Высочайших постановлений, обнародованные законным порядком в крае, не быв по-видимому опубликованы в империи, остались в России неизвестными, вследствие чего нередко возникают недоразумения и даже возбуждаются, не только в периодической печати, но и в высшей административной сфере против правительственных в Финляндии распоряжений нарекания в присвоении будто бы себе неосвященных законной силой прав, образовавших течением времени произвольный строй административного механизма в крае. Между тем все распоряжения финляндского правительства, все мероприятия, все действия местной администрации основаны на указанных законами и Высочайшими постановлениями началах. Поэтому я признал необходимым составление полного, хотя и в возможно сжатом объеме, очерка строя правления действующего, на законных началах, в