История войны 1814 года во Франции - Модест Иванович Богданович

Беспрестанно приходили донесения об одержанных успехах. Достигнув Соммесу и видя множество раненых французов, лежавших на поле битвы, государь приказал подобрать их двум эскадронам лейб-казаков своего конвоя, а сам отправился далее и, прибыв в Фер-Шампенуаз, где для главной квартиры был назначен ночлег, предложил королю и князю Шварценбергу ехать в авангард. При нем оставались несколько лиц его свиты и один лейб-казачий эскадрон (4-й эскадрон находился при главной квартире, в Фер-Шампенуазе). Вскоре мимо государя прошла рысью 23-я конная рота, отставшая от кавалерии графа Палена для пополнения зарядов. Через несколько минут прискакал офицер с запиской от генерала Кретова к графу Палену. Князь Волконский, взяв эту депешу, усмотрел, что Кретов извещал Палена о движении неприятеля в тыл союзникам, к Фер-Шампенуазу. Князь Шварценберг, узнав о содержании записки, изъявил сомнение в достоверности показания Кретова, а государь с неудовольствием сказал князю Волконскому: «Какой вздор! Тебе всегда неприятель двоится». Союзные монархи, не обратив внимания на полученное известие, поехали далее, и вскоре перед ними появились войска, двигавшиеся прямо на Фер-Шампенуаз со стороны Шалона. Как оттуда не следовало идти ни союзникам, ни французам, то государь остановился и поручил разведать о том генерал-майору князю (Никите) Волконскому, а фельдмаршал – своему адъютанту, графу Кламму. Лишь только подъехали посланные к приближавшейся пехоте, по ним обоим были сделаны выстрелы. Император Александр, удостоверяясь, что к Фер-Шампенуазу подходил неприятель, разослал во все стороны за войсками свою свиту, велел также воротить 23-ю конную роту и отдал ее в распоряжение прусского генерала Рауха. Полковник Марков, зарядив свои орудия картечами сверх ядер и гранат и выждав, пока неприятель подошел на ближайший картечный выстрел, открыл ускоренную пальбу; но как французы тогда стояли в лощине, то ядра, пущенные в них, долетали до гусар Васильчикова, который, будучи тем введен в заблуждение, счел батарею Маркова неприятельской и, выдвинув несколько орудий, приказал открыть по ней огонь. Четыре русские ядра полетели на высоту, где стоял государь. К счастью, недоразумение вскоре объяснилось. Васильчиков послал доложить императору, что его дивизия стоит позади французов, а государь велел сказать ему и Корфу, чтобы они не слишком теснили неприятеля, но дали время артиллерии расстроить его. Уже было около 5 часов пополудни, когда государь, заметив колебание в рядах неприятеля, послал приказание Корфу и Васильчикову атаковать его. Французы отступали в четырех каре; одно из них, не выждав нападения, положило оружие; генерал-лейтенант Бороздин с Каргопольским и Новороссийским полками атаковал другое, в котором находился сам Пакто, рассеял неприятелей и взял семь орудий. Но прочие французские войска, сомкнувшись в одно большое каре под начальством генералов Амея и Тевене (Thévenet), продолжали отступать к сен-гондским болотам, надеясь там найти верное убежище. Со стороны союзников беспрестанно прибывали войска; пехота Раевского бегом шла на выстрелы, однако же день уже склонялся к вечеру, и остальные французы могли спастись. Но генерал Депрерадович с Кавалергардским полком и четырьмя орудиями 6-й конной роты, двинувшись на рысях через Малый Морен и Ольне (Aulnay-aux-Planches), вышел на дорогу, ведущую в Банн, и преградил неприятелю путь отступления. Послали требовать сдачи: император Александр – флигель-адъютанта Рапателя и генерального штаба капитана Дурново, а король прусский – подполковника Тиле (v. Thile). Последний отправился в качестве парламентера с трубачом. Генерал Пакто, с подвязанной рукой, раздробленной картечью, бледный и изнемогавший от потери крови, но твердый духом, встретив прусского офицера, спросил: «Что вам нужно?» «Сдайтесь, – отвечал громко Тиле, – вы окружены со всех сторон». Пакто спокойно выслушал предложение, но как между тем канонада русских батарей с каждой минутой усиливалась, он отвечал: «Переговоры никогда не ведутся под картечью; не буду вести их, пока не прекратят пальбу», – и объявил подполковнику Тиле, что он останется в плену. Полковник Рапатель, махая белым платком, подъехал к французам, уговаривая их сдаться, и был убит пулей; говорят, будто бы в рядах этого самого каре стоял родной брат его. Непреклонность неприятеля заставила русских атаковать неприятеля со всех сторон: первые два эскадрона кавалергардов под начальством полковника Уварова, лейб-казаки, лейб-уланы и северские драгуны врезались в каре; полки Кинбурнский и Смоленский драгунские с двумя эскадронами лубенских гусар поддерживали эту последнюю решительную атаку. Сам государь вместе со своим конвоем въехал в каре и остановил кавалергардов, в пылу боя кинувшихся на один из батальонов, только что положивший оружие; напрасно многие напоминали государю об угрожавшей ему опасности. «Хочу пощадить их!» – отвечал он. Пакто и прочие пленные генералы были представлены императору Александру и королю прусскому, государь хвалил оказанную ими храбрость, приказал возвратить им экипажи и принял живое участие в судьбе пленных, которых на сем одном месте было более 3 000 человек.

Сражение при Фер-Шампенуазе представляет блистательный пример победы, одержанной исключительно конницей над многочисленной пехотой с довольно значительной кавалерией. В начале боя со стороны французов сражались около 17 000 человек (12 300 пехоты и 4 350 кавалерии) с 68 орудиями против 5 700 человек кавалерии с 36 орудиями (2 000 графа Палена, 500 Иловайского 12-го, 1 600 Кретова и 1 600 принца Адама Виртембергского); потом, когда пришли резервы (2 300 человек графа Ностица и 2 500 Депрерадовича и Ожаровского), число союзной кавалерии вообще возросло до 10 500 человек с 94 орудиями, а вместе с отрядом Сеславина – до 12 000 человек. От Силезской армии прибыли 4 000 человек (2 000 Корфа и 2 000 Васильчикова) с 34 орудиями, которые в продолжение шести часов сражались против 6 000 человек с 16 орудиями генералов Пакто и Амея. Вообще же на фер-шампенуазской равнине было 23 000 человек с 84 орудиями французов против 16 000 человек с 128 орудиями[89] союзных войск51. В числе последних было 12 000 человек русских и только 4 000 виртембергских и австрийских войск. Урон неприятеля убитыми, ранеными и пленными простирался, по собственному показанию французов, до 9 000 человек, 60 орудий и более 350 зарядных ящиков; в действительности же из корпусов Мармона и Мортье убыло около 5 000 человек, а из дивизий Амея и Пакто в числе 5 800 человек весьма лишь немногим удалось избегнуть гибели либо плена, следовательно, неприятель вообще потерял до 11 000 человек, или почти половину всего наличного числа людей. Орудий отбито и найдено на поле сражения союзниками 75. В числе пленных находились: дивизионные генералы Пакто и Амей; бригадные Жамен, Делорт, Бонте и Тевене. Урон союзников в точности неизвестен, но, по всей вероятности, не превышал 2 000 человек52. В числе раненых был лейб-гвардии казачьего полка полковник