Без обмана 6 - Seva Soth

поднялись выше и я арендовал комнату на себя, с условием, что проживать будет моя бабушка. И платить буду со своего счета, но это мелочи, учитывая возросшую зарплату и грядущие доходы от рекламного контракта. Жилье — еще один повод заняться оформлением документов.

Амацу-сенсей стандартная комната в апато на третьем этаже внезапно понравилась, несмотря на скромные размеры и возможные бытовые неудобства, такие, как лестница.

— Вот это логово по мне, Малыш. И никаких доспехов.

— Вы все равно у телевизора ночевали, — хмыкнул я.

— Спасибо, что напомнил, Малыш. Этой старухе нужен телевизор!

И мне придется его купить, как и множество других необходимых в быту вещей.

Сигнал смартфона оторвал от предвкушения приятных трат на обустройство близкого человека. Да, я немного скуповат, но тратить деньги на наставницу казалось самым лучшим вложением. Девятихвостая ведь не воздействует на меня тем же методом, что на Пироженку чуть ранее, заставляя быть максимально покладистым? Нет же? Взглянул все же в телефон. Неужели Акира все же появилась?

Глава 6

На дисплее высветилось «Рэйчел Саммерс». Мы обменялись с американкой визитными карточками во время выставки и я вскоре внес ее данные в свой телефон. Всегда так делаю, чьи бы контакты мне ни достались. Лучше потратить минуту и внести человека в список, чем его звонок окажется неожиданностью. Хотя… это привычка обычного бухгалтера. К нынешнему моменту я четко осознал, что память моя за последние полгода заметно улучшилась — не до уровня эйдетической, конечно, но такая мелочь, как чей-то номер телефона запоминается надежно и прочно.

— Hello, — удивительно, что раз за разом используя способы приветствия из всяческих языков, я только сейчас добрался до английского, возможно, самого популярного международного языка. Как будто бы специально ждал момента, когда мне позвонит американка.

— Hi Makoto, this is Rachel Summers. I’m here about your participation in the exhibition. I showed a photo of your painting to the experts and they are delighted.

Вообще ничего не понял, кроме того, что женщина поздоровалась и что-то сказала про фото.

— Простите, Саммерс-сан, мой английский далеко не так хорош, как ваш японский. Давайте продолжим на понятном мне языке.

— Я сказала, что показала фото вашей картины экспертам, Макото. Они в восторге, говорят, что ваша работа больше похожа на Цукино Тенкая, чем его новые полотна, представленные обществу семейством Акияма. От вас нужно больше картин для выставки. Сколько их у вас? Сможете предоставить хотя бы десять? Напоминаю, это всё ради благотворительности. Для… чем там занят ваш фонд?

— Да, безусловно, у меня есть десять картин, — соврал я. В конце концов, чтобы их нарисовать, потребуется не больше часа. Ну, может быть, нескольких часов. — Однако у меня есть условие. Позвольте использовать псевдоним для их авторства.

— О, это отличный ход. Таинственный художник, желающий остаться неизвестным, привлечет покупателей намного лучше. Вы разбираетесь в маркетинге, какое имя вы выбрали?

— Кэки Гато, — назвался я. Наставница рядом не стала скрывать усмешки. Оба слова обозначают «тортик» в немного разных интерпретациях. Прежний Макото тоже любил забавные тавтологии.

— Это название десерта, да? — Рэйчел поняла меня чуть хуже. — Очень иронично, учитывая, как вы любите сладкое. Пришлите мне фото ваших картин, как только сможете.

— Обязательно, как только появится возможность их вам представить, — то есть, как только я их напишу, но это дело недолгое.

— Малыш, ты выбрал прозвище, почти как кличку той белой злобной собачки, на которую жаловалась Тика-тян, — со смехом напомнила мне Амацу-сенсей, когда разговор завершился.

— Вздор. Тортики настолько же выше пирожных, как люди… и лисы превосходят собак. Пойдемте пока домой, нам надо написать картины для выставки. Точнее, сначала в художественный магазин, у меня нет десяти чистых холстов, а вы наверняка тоже не устоите и пожелаете что-то нарисовать.

— Давно ничего не рисовала, очень давно. Тому и быть. Покажешь.

Живописи меня… нас с Макото-Хидео и заодно Акиру, тоже научила Амацу-но-Маэ. Заодно обучила, как подделывать чужие письма и документы, подражать почерку, но умение рисовать в этом здорово помогало. Уверен, наставница и стиль «ракуган» блестяще освоит, уяснив всю суть. Но естественно, она очень хороша в традиционном стиле укиё-э, зародившемся в эпоху Эдо, который известен по всему миру, как образец японского искусства.

Вообще-то у меня было более важное дело, чем живопись, даже два — сообщить-таки Акире, что ее бабушка проснулась и прояснить вопрос с храмом у Кагами. И подробности узнать, и выяснить, насколько искренна она в своем желании держать Тику-тян подальше. Однако чувство подходящего момента твердит, что время для обоих этих вопросов еще не пришло — плотно занявшись ими прямо сейчас, я только напортачу. Интуиция обязательно подсказала бы мне, что стряслось или может случиться что-то плохое. А если моё чутьё недостаточно хорошо развито, то рядом тысячелетняя девятихвостая.

— Сенсей, скажите, а когда вы с сестрой прибыли на архипелаг — вы уже находились на пике сил? — спросил я по дороге в магазин. Правильнее было бы говорить о возрасте, но женщин о нём спрашивать не принято, несмотря ни на что.

— Нет, глупой молодой девицей, как сейчас Акира-тян. А вот сестра… она уже тогда могла бы считаться старой, коль хотела б.

И речь наверняка не о той маленькой девочке, которую наставница помнит, а о полной энергии двухсотлетней кицунэ. По стандартам Амацу-сенсей, двести — это молодость.

— А вот еще скажите. Насчет способов проверки. Почему бы просто не показывать кандидатов, каких нужно однозначно определить, кому-то вроде вас?

— Малыш, таких как я, там нет, они с какого-то момента выбирают камень. Не спрашивай, по какой причине, у меня нет на то ответа. Устают от суеты, знаешь ли, нам с тобой этого не понять. Мы другие, свободные.

Меня всего внутренне передернуло. Идея добровольно превратиться навсегда в булыжник показалась отвратительной.

— Они… при этом живы? Да? — одно дело ведь умереть и продолжить дальнейшее вращение в колесе Сансары, через цепочку последовательных перерождений, и совсем другое — до конца времен пребывать в каменной форме, всё понимать, но ничего, кроме апатии, не испытывать. Это отвратительно!

— По-разному, Малыш. Не у каждой есть кто-то, кто ее помнит, а тем более разбудит. Эта Амацу слышала легенду о пробуждении спустя пять тысяч лет. Но не будет утверждать, что то не выдумка. Оке, гуру, похвали моего ученика.

— Ваш ученик