«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг. - Сергей Алексеевич Сафронов

Краузе солдаты не участвовали: их спешно погрузили на пароход и отправили в Салоники, а затем дальше – на македонский фронт, на передовые позиции, не дав солдатам отдохнуть. Это было безумством со стороны высшего начальства полка, ибо солдаты должны были вести бой в совершенно неизвестной местности, без какой бы то ни было ориентировки, без учета неприятельских сил. Все, что осталось от 3-го полка, это – громадный деревянный крест, поставленный на высокой горе, на месте боев. На кресте была прибита доска с надписью: „Помни Мирабо“. Это была месть царских опричников за убийство полковника Краузе. В Россию же семьям убитых солдат было сообщено, что они пропали без вести»[448].

Разложение царской армии в 1917 г., в полной мере проявившееся в России, не обошло и русские войска во Франции, хотя падение дисциплины и боевого духа происходило не только среди русских частей. Провалившееся наступление на Западном фронте Ж.Р. Нивеля, главнокомандующего французскими армиями, весной 1917 г. только обострило и до того сложное положение на передовой и в тылу всех воюющих стран. Дисциплина разваливалась. Достаточно сослаться на два приказа, где говорится о наказаниях за пьянство. В первом, № 13 от 24 января 1917 г. по 3-й Особой бригаде, некий нижний чин, напившийся «до нетрезвого состояния», подлежал аресту на 20 суток. Согласно второму приказу по той же бригаде, № 42 от 21 февраля 1917 г. (то есть спустя месяц), за один день патруль задержал в общей сложности 13 пьяных военнослужащих, двое из которых были задержаны лично командиром бригады генералом В.В. Марушевским. В итоге наказанию были подвергнуты только четверо, на которых налагалось строжайшее взыскание; под арест попали четверо командиров рот, в которых служили «напившиеся до бесчувствия». «С прочих нижних чинов не взыскиваю, так как целиком возлагаю всю вину и ответственность за них в данном случае на их непосредственных начальников»[449].

Большие потери русских войск во время провалившегося наступления французского генерала Р.Г. Нивеля послужили последней каплей, переполнившей чашу терпения солдат. С этого времени начинается полный крах боеспособности русского военного контингента во Франции. Русские солдаты настойчиво требовали прекращения их участия в войне на французском фронте и немедленной отправки в Россию. Однако вместо попыток разрешения внутренних проблем в Особых дивизиях, из Петрограда приходит приказ от военного министра А.И. Гучкова о продолжении войны.

После весенних боевых действий русские бригады отвели в тыл, под Нефшато, где началось полное разложение войск. В Особые бригады хлынули нескончаемым потоком агитаторы с антивоенными и пацифистскими взглядами. Даже Временное правительство способствовало проникновению антивоенных и большевистских идей в солдатскую массу. Для дальнейшего разрешения проблемы с русским военным контингентом 1-ю Особую дивизию решили временно разместить в одном из внутренних военных лагерей во Франции – в Ля-Куртине (департамент Крез), где до прибытия русских войск содержались германские военнопленные. Именно в Куртине в июне-июле расположилась русская дивизия, прибывшая из лагеря под Нефшато – 135 офицеров и 16 187 солдат. Отныне она выводилась из состава действующей армии и передавалась в подчинение тылового управления командующего XII военным округом генерала Л. Комби, назначившего военным комендантом лагеря подполковника французской службы Фарина. Для наблюдения за русскими войсками генерал разместил около лагеря два полка. Однако спасти дивизию уже было почти невозможно. Она постепенно превращалась в самоуправляемую вольницу со своими законами и обычаями. Вместо военного командования власть в полках захватывали солдатские комитеты.

В 1-й Особой дивизии образовались две большие группы. Их объединяло только одно – требование возвращения в Россию. Но если первая требовала сражаться только в России, вторая выражала согласие принять участие в борьбе и на французском фронте, если прикажет Временное правительство. Первого мнения придерживалась большая часть всех русских солдат 1-й Особой дивизии (преимущественно 1-я Особая бригада). В это время французское правительство вело долгие переговоры с Временным правительством по поводу отправки 1-й Особой дивизии в Россию. Между договаривающимися сторонами возникли разногласия. Временное правительство не желало, чтобы 1-я Особая дивизия прибыла в Россию, так как она непременно оказалась бы еще одним источником напряжения в стране. Поэтому Петроград пытался разрешить проблему другими способами. Так, Временное правительство решило послать 1-ю Особую дивизию на Салоникский фронт, но из-за нежелания французского командования иметь недисциплинированные войска в одном месте от данного проекта отказались.

Немного позднее представители Временного правительства во Франции, генерал М.И. Зенкевич и комиссар Е.И. Рапп, дали приказ начать подготовку к новому выступлению на фронт. Такой приказ вызвал сильное недовольство части войск. 1-я бригада, где большая часть личного состава состояла из рабочих Москвы и Самары, придерживалась самой жесткой позиции неповиновения и требований отправки в Россию. Бойцы 1-й бригады выбрали Временный дивизионный совет солдатских депутатов. Главным требованием восставших была отправка домой. Просочились слухи, что Совет готовится напасть на 3-ю бригаду и разоружить. Бригада ночью ушла в другой лагерь, в Фельтен. 1 августа М.И. Зенкевич и Е.И. Рапп потребовали в течение 48 часов сдать оружие и выйти из лагеря в местечко Клерво. Кто не явится, подлежат военному суду как изменники родины и Временного правительства. Солдаты и не думали никуда идти. М.И. Зенкевич и Е.И. Рапп резко сократили продовольственный паек восставших, ас 1 сентября вообще прекратили подвоз еды. Одновременно вокруг Ля-Куртин сосредоточивались верные Временному правительству русские войска, отряд французских войск – до 6 тысяч штыков.

11 августа для переговоров с 1-й бригадой прибыли представители 2-й артиллерийской бригады, которые услышали тот же ответ: «Оружия не сдадим, а в Россию вернемся». В ответ на нежелание сдавать оружие 14 августа генерал М.И. Зенкевич приказал уменьшить дневные рационы питания и прекратил поставку фуража для трех тысяч лошадей. Французские военные власти не рвались наводить порядок в лагере Ля-Куртин, а русское командование более не могло полагаться даже на лояльную 3-ю бригаду. 21 августа командование сократило отпуск продуктов в два раза. Солдаты вынуждены были питаться продуктами, хранившимися на складе, и забивать лошадей. 27 августа генерал М.И. Занкевич сообщил о согласии Временного правительства на возвращение бригады в Россию по частям и без оружия. Но солдаты в очередной раз не пошли на уступки и потребовали одновременного выезда всех частей.

3-й бригаде пообещали возвращение домой после подавления мятежа. К операции были привлечены французские части. Ближайшие к лагерю деревни были эвакуированы. На высотах вокруг Ля-Куртинского лагеря были размещены орудия калибров 58, 120 и 240 мм. Командовать операцией должен был полковник Н.Н. Бобриков, которого по этому случаю произвели в генерал-майоры. 11 сентября лагерь был блокирован, и начались демонстративные обстрелы из стрелкового оружия. 15 сентября Ля-Куртин подвергался